Царство полуночи
Шрифт:
— Странно, что дыру не заделали. Через нее вполне может проникнуть Друг.
— Верно говоришь.
Тут они осознали, как дико, должно быть, звучал их разговор со стороны: не о бейсболе, не о счетах за электричество, а о вампирах, призраках и тому подобном. Фрэнк состроил смешную, глупую рожицу, при виде которой Доун всегда разбирал хохот, даже если до этого она, брызжа слюной, ругалась на чем свет стоит.
— Между прочим, я забралась на крышу дома, типа, осмотреться, — сообщила дочь.
— Что?! Доуни…
—
— Кико? Вот уж не… Как он? И… — Фрэнк откашлялся, глаза его заблестели. — И… Брейзи?
Доун и без того поняла, о ком именно он хочет услышать.
— У Брейзи все хорошо. Она постоянно о тебе говорит, жутко скучает и волнуется. Мы все волнуемся.
Вдаваться в подробности о Голосе она не собиралась. Ее слишком переполняли эмоции, да многого Фрэнку и не стоило знать. Чего доброго кинется защищать дочурку и с пистолетом в руках потребует, чтобы Голос женился на ней, узаконил порочную связь и так далее. Отец порой бывал ужасно старомоден и терпеть не мог «ухажеров» дочери, хотя в глаза их не видел.
Он сам себе улыбался, вероятно, снова и снова прокручивая в голове имя «Брейзи». По выражению его лица девушка угадала, как сильно он скучал по любимой, как глубоки были его чувства.
— Мы с Брейзи поговорили, — сказала Доун.
— Очень хорошо.
Фрэнк выразительно взглянул на дочь: тише. Камеры. Ни слова о «Лимпете и партнерах».
— А мне хочется поболтать о твоей подруге. — Доун испытала злобное удовольствие, представив, как отнесется Эва к тому, что Фрэнк и без нее прекрасно обходится. — Какое мне дело, обидится вампирша или нет.
— Доун! — Он называл ее так, когда изображал строгость и хотел отчитать. — Не смей так о матери!
— Ты ее защищаешь?! — взъярилась дочь.
Отец отвернулся. Земля ушла у Доун из-под ног.
— Ты что, простил ее?!
— Я… — Фрэнк вновь посмотрел на камеру, но лишь потому, как поняла Доун, что не хотел разговаривать.
— Вот чертовщина! — Она горько засмеялась. — Эва тебя обработала. Как это называется… Стокгольмский синдром?
— Я ее любил.
А после ее смерти начал пить, весь извелся из-за бессмысленного «убийства»…
— Она же заморочила тебе голову, раз ты готов забыть, через что прошел по ее милости!
— Да, наверное. — Фрэнк поднес палец ко лбу. — Она все время пыталась проникнуть внутрь, с той самой ночи, когда я заметил на улице женщину, невероятно на нее похожую, и последовал за незнакомкой в ночной клуб «Бава».
Она вспомнила, что рассказывал Голос о последней связи с отцом: «Он позвонил мне откуда-то — видимо, из „Бавы“ — и сказал, что понял: твое место здесь, с нами. Но договорить он не успел — связь прервалась. Такой вот последний разговор».
— Ты видел Эву. — Доун опустилась на колени. — Она проникла в твой разум и похитила
— Я потерял сознание. Не знаю, куда она меня привезла — там было темно и холодно, — но окончательно пришел в себя я только здесь, закованным в цепи.
— Она давно планировала тебя похитить! Эва постоянно твердит, что хочет вернуть семью.
— Она не шутит… Еще как не шутит!
Они посмотрели на камеры.
— Эва — вампир. — Может, хоть это приведет Фрэнка в чувство, раз он смирился с предательством.
Отец кивнул с непроницаемым лицом.
— Неужели тебе все равно?!
В этом был весь Фрэнк: простой человек, добрый приятель всем и каждому — одним словом, последний болван. Такого любой обведет вокруг пальца.
— Я знаю, что поставлено на карту, — прошептал он. — А ты?
— Разумеется, знаю, и побольше твоего.
— Эва хочет нас обратить, поэтому она открылась тебе, Доуни. Назад пути нет. Потому нас и посадили под замок. Мы ей полностью принадлежим.
Принадлежим? Черта с два! Эва бросила их невесть когда! Запоздалые рекламации на товар не принимаются.
Фрэнк продолжил:
— Я сразу понял, что к чему, едва очнулся, и приготовился облегчить себе жизнь. Она не пробовала меня завоевать, не тратила столько времени, как с тобой, но…
— Потому что была уверена в своей власти! Она знала, что ты такой же простофиля, Фрэнк.
— У нас все-таки была семья! Муж и жена…
Он страдальчески опустил голову и отвернулся. Доун вспомнила, как долго она мечтала об этом моменте, как хотела найти отца. Надо бы подойти к нему, поддержать, поступить как любящая дочь… Но Фрэнк, как обычно, сделал скверный выбор, и Доун снова разочаровалась в отце… А ведь его ждет самая чудесная женщина в мире — Брейзи!
На шее отца виднелось красное пятно. Шея Доун тоже горела, и девушка постоянно ее терла, сама не понимая почему.
У Доун возникло подозрение насчет Фрэнка. «Нет! Он не позволил Эве…»
— Так вот, — раздался голос отца, — я неплохо устроился: оберегал свое сознание, а в остальном не сопротивлялся. Доуни, Эва же вышла за меня замуж, хотя это и поставило под угрозу ее дальнейшую карьеру! Чем меньше я артачился, тем длиннее становилась цепь. Теперь вот даже телевизор появился. Эва говорит, что снова хочет жить с нами, одной семьей, и очень по тебе скучает.
Доун проигнорировала последние слова; она лишь радовалась, что Фрэнк выставил ментальный блок против Эвы.
— А выбраться отсюда не пробовал?
— Больше всего на свете хотел сбежать! К тебе и… — Глаза Фрэнка затуманились. Он перевел взгляд на камеры и снова помрачнел. — …к остальным. Кроме того, часть моей души рвалась на волю, чтобы предупредить тебя, но… возможности не было.
— Что?! Значит, другая часть лелеяла хлипкую мечту о воссоединении семьи?