Цель вижу! Дилогия
Шрифт:
Положение действительно было очень опасным.
Фашисты, заметив, очевидно, что огонь красноармейцев здесь, на левом фланге батальона был слабее, чем в других местах начали накапливаться на этом фланге для атаки…
Командир батальона, капитан Николаев, пригнувшись, а иногда и пригибаясь к самой земле, стремительно бежал по траншее, левой рукой придерживая полевую сумку, а в правой сжимая автомат… Перепрыгивал через убитых бойцов, опять пригибался от, падающей на него сверху, земли… Поправлял, то и дело, съезжающую каску с головы
В какой-то момент мощный взрыв посреди окопа прямо перед ним, обрушил стенки траншеи, и капитан упал плашмя, прикрывая голову руками. На его спину и голову, словно высыпанные из ковша бешено воющего экскаватора, упали большие комья земли.
– Ф-фиу-у! Ф-фиу-у! Б-бу-у! Б-бу-у! Б-бу-у!
– Выли и мощно взрывались вокруг немецкие снаряды.
Капитан приподнялся, посмотрел в сторону атакующих, и увидел, что немецкие цепи все ближе и ближе…
– Ну, с-суки!
– Он вскочил, встряхнул головой и зло выплюнул изо рта пыль.
– Врешь! Не пройдешь!!!
Комбат огляделся по сторонам, прыгнул грудью на, образовавшийся земляной завал, выбрался из полуразрушенной траншеи, и пополз по-пластунски туда, где вдалеке в окопе, он это знал наверняка, было пулеметное гнездо…
Он трудился локтями и коленями так мощно, что не прошло и минуты, как он увидел…
В пулеметном окопе, у старенького, но проверенного «Максима», застывшую фигуру щуплого пулеметчика в накинутой на плечи плащ-палатке.
Он стоял спиной к Николаеву, склонившись к пулемету, и, казалось, не обращал никакого внимания на разрывы снарядов. У его ног лежали, присыпанные землей, тела двух убитых бойцов, а рядом сидел «второй номер» и прямо поверх гимнастерки перевязывал раненную руку, да только бинты на ней тут же из белых превращались в красные…
– Пулеметчик, огонь! Огонь, твою мать!!!
– Прокричал во всю глотку капитан.
И еще мощнее заработав локтями, стал стремительно подползать к окопу.
А пулеметчик…
Он словно и не слышал вовсе крика комбата! Он даже не шелохнулся и не изменил позы, никак не реагируя на приказ командира…
– Убит, что ли?
– Прокричал капитан.
Николаев вскочил, прыгнул с бруствера вниз и, пригнувшись, побежал по траншее, но очередной близкий взрыв опять заставил капитана упасть на дно траншеи.
Комья земли падали сверху на плечи и голову, застывшего, пулеметчика, а Николаев орал, что было сил:
– Стреляй же, мать твою! Стреляй! Чего ждешь?!
Немцы, стреляя на ходу, уже бежали к полковой траншее неукротимой лавой… Они приближались стремительно, и казалось неотвратимо… Еще немного и они спрыгнули бы в окопы…
И тогда Николаев вскочил на ноги, презирая все вместе взятые осколки и пули, свистевшие вокруг, бросился к пулеметчику, и…
Услышал охрипший голос:
– Далеко еще… Пусть немного поближе подойдут!..
– Проговорил тот, не оборачиваясь, совершенно спокойным голосом.
А до вражеской цепи уже оставалось
И Николаев не выдержал:
– Да что ж ты делаешь, твою мать? Они же сейчас тебя гранатами забросают!
Он уже готов был оттолкнуть пулеметчика в сторону, чтобы самому встать за пулемет и открыть огонь, но в это мгновение…
Пулемет взорвался, басовито зарокотав над полем боя, длинной очередью… Его ствол, сотрясаясь, выплевывал тугое, пульсирующее пламя, а стреляные гильзы веером летели в сторону…
Немецкие солдаты скопились на одном узком участке, и первая же очередь скосила их, чуть ли не половину. Они были так близко, что и спрятаться уже было негде, и поэтому были легкой добычей для «Максима»…
Немцы, падали на землю, словно нарвавшись на бегу на невидимую натянутую проволоку… Некоторые из них еще продолжали бежать вперед к окопам, но пулеметный свинец укладывал их одного за другим…
Николаев упал грудью на бруствер, и тоже застрочил по немцам из своего автомата:
– Огонь!!! Батальон!!! Всем огонь!!!
– Прокричал он, что было сил.
И его услышали!
Перепуганные, уцелевшие после артподготовки солдаты батальона поднялись из окопов и стали стрелять вслед убегавшим немцам…
Вдоль траншеи, сколько хватало взгляда, были видны искаженные ненавистью лица стреляющих солдат, и их рты перекошенные, в беззвучном крике… И почти каждая пуля теперь находила свою цель…
Старенький, но проверенный «Максим» сотрясался от длинных очередей… Извивалась и дергалась серая змея пулеметной ленты… Летело в сторону немцев тугое пульсирующее пламя…
Пулеметчик, словно слившись с «Максимом» в единое целое, поворачивал ствол то в одну, то в другую сторону, раз за разом находя новые жертвы…
И немцы дрогнули… И побежали… Нет, они уже не отходили отстреливаясь, а именно бежали, показывая спины и сверкающие пятки… …Николаев застыл на какой-то миг, оглядывая поле боя и результат огня пулеметчика.
Уцелевшие немцы в панике пытались отойти, бежали, переползали, пытаясь укрыться от смертоносного свинцового ливня, но пули доставали их везде…
И вдруг пулемет, внезапно смолк…
Николаев посмотрел в сторону смолкшего «Максима» и увидел, что рядом с пулеметчиком уже стреляет из автомата пожилой боец, тот, который еще минуту назад перевязывал свою раненную руку.
Он улыбался, хотя улыбка эта больше была похожа на оскал, и стрелял, удерживая автомат одной рукой, уперев его круглым магазином в бруствер окопа:
– А-а, немчура поганая!!! Та-та-та! Та-та! Та-та! Не нравится? Та-та-та!!!
А пулеметчик тем временем пытался перезарядить раскалившийся за время боя «Максим» вставив в патроноприемник новую ленту… Его маленькие ладошки умело и профессионально делали свое дело, а капитан… Он, словно завороженный следил несколько секунд за ними, а потом перевел взгляд на поле боя, туда, где только что были немцы…