Цель жизни
Шрифт:
На подступах к Штеттину гитлеровцы всеми силами старались задержать наступление советских войск, чтобы отвести свои отступающие части за реку Одер, а наши летчики в это время непрерывно висели над вражескими переправами. Штурмовики ИЛ в сопровождении ЯКов и ЛА разрушали переправы, уничтожали орудия и автомашины противника. Наши истребители перехватывали «Фокке-Вульфы», не давая им возможности прикрывать свои войска.
В пригородах Берлина наши бомбардировщики и штурмовики в сопровождении ЯКов беспрерывно били по танкам, батареям и живой силе противника.
И вот Берлин.
Гитлер
В воздушной битве за Берлин со стороны противника принимало участие около 1500 самолетов, все, что осталось от разгромленных воздушных армий, от когда-то гордого, «непобедимого» «Люфтваффе» (в это число входили и самолеты 6-го воздушного флота «Райх» под командованием генерал-полковника Штумпфа). Эта разношерстная воздушная армада базировалась на 40 аэродромах вокруг Берлина. Гитлеровцы дрались с ожесточением обреченных. Часто случалось, что в воздушном бою принимало участие по тысяче самолетов. В первый же день Берлинской операции советские летчики совершили 17500 самолето-вылетов, несмотря на то что метеорологические условия не благоприятствовали полетам. Превосходство нашей авиации стало полным, остатки «Люфтваффе» обратились в прах.
Под Берлином советские летчики впервые встретились с немецкими реактивными самолетами. Однако, как сообщала в корреспонденции из действующей армии газета «Правда» 2 мая, «не помогли немцам и единичные истребители с реактивными двигателями. Наши летчики, действовавшие на ЯКах, быстро распознав недостатки вражеских самолетов, сбивали их…»
В битве за Берлин была уничтожена и совершенно перестала существовать гитлеровская авиация. А те немецкие самолеты, которые наши летчики не успели уничтожить в воздухе или на аэродромах, достались нам как трофеи.
Войска 1-го Белорусского, 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов нанесли завершающие удары по врагу на земле.
30 апреля наши войска штурмом овладели рейхстагом в Берлине, и в 14 часов 25 минут над зданием рейхстага взвилось знамя Победы.
В 15 часов 30 минут того же 30 апреля Гитлер покончил с собой в подземном бомбоубежище рейхсканцелярии на улице Фридрихштрассе, где он скрывался последние месяцы войны.
Гитлер страшился близкого и неизбежного возмездия за совершенные им злодеяния. Он так боялся попасть живым в руки советских солдат, что, решившись на самоубийство, он сперва принял яд, а потом, для верности, еще и застрелился.
Геббельс также покончил жизнь самоубийством, сначала отравив свою жену и детей.
2 мая, подняв руки, вышли из своего подвала и сдались советским войскам руководители обороны Берлина во главе с генералом Вейдлингом. Красная Армия полностью овладела Берлином.
7 мая наши войска вышли на восточный берег реки Эльбы, на западный подошли союзные войска — американцы и англичане.
8 мая представители германского верховного командования подписали в пригороде Берлина, Карлсхорсте, акт о безоговорочной капитуляции.
Это был конец войны с гитлеровской Германией.
Советский
В честь победы Советское правительство устроило 24 мая 1945 года прием в Кремле. Мне часто приходилось бывать в Кремле, но на этот раз я ехал туда как будто впервые. Ожидание предстоящего радовало и волновало.
Сплошной вереницей проезжали под аркой Боровицких ворот машины с приглашенными на правительственный прием.
Большой Кремлевский дворец сияет огнями, праздничный и торжественный. Широкая мраморная лестница, устланная красным ковром, свет бесчисленных люстр, отражающийся в позолоченных украшениях, огромные картины в массивных рамах — все такое давно знакомое.
Последний прием был здесь перед самой войной — 2 мая 1941 года. И вот мы вновь, после четырехлетнего перерыва, собрались в этом дворце — нарядные, в парадной форме, счастливые, гордые своей победой.
Среди приглашенных — прославленные маршалы, генералы и адмиралы, выдающиеся руководители нашего государства, конструкторы, артисты, ученые, рабочие. Многие встретились после большого перерыва. Настроение у всех приподнятое. Раздаются радостные восклицания друзей.
В Георгиевском зале, как бывало до войны, накрыты столы, празднично сервированные, украшенные цветами.
Почему-то вспомнился 1931 год, когда я, еще совсем молодой человек, только что окончивший Воздушную академию военный инженер, был на приеме в Кремле. Вспомнилось волнение товарищей и свое собственное, когда мы, вытянувшись в струнку, затаив дыхание слушали приказ о присвоении нам первого командирского звания. Сколько лет прошло с тех пор, сколько событий! Но казалось, это было совсем-совсем недавно.
Ровно в восемь вечера в зале появились руководители партии и правительства. Как взрыв, потрясли своды древнего Кремлевского дворца оглушительные овации и крики «ура!». Они, кажется, длились бы бесконечно…
Когда постепенно зал утих, Маршалы Советского Союза были приглашены за стол президиума. Они поднялись со своих мест в разных концах зала и один за другим под аплодисменты собравшихся прошли к столу, за которым сидели руководители партии и государства.
Все с восхищением смотрели на полководцев, о которых столько раз упоминалось в приказах Верховного главнокомандующего, когда Красная Армия одерживала победы.
Раздался звонок председательствовавшего В. М. Молотова, и в наступившей на какой-то миг тишине он провозгласил тост за бойцов-красноармейцев, моряков, офицеров, генералов, адмиралов. За ним последовал тост за великую Коммунистическую партию.
Последний тост произнес Сталин. Как только он встал и попытался говорить, его слова потонули н громе аплодисментов. Когда немножко утихли, Сталин сказал:
— Разрешите мне взять слово. Можно? Опять овации, возгласы: «Можно! Можно! Просим!» И Сталин произнес свое известное слово о русском народе. Он сказал:
— Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.
Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа…
Присутствовавшие восторженными рукоплесканиями и криками «ура!» встретили эти слова: