Целитель 10
Шрифт:
Завтракавший всухомятку Георгиевич добирал чернушкой с салом — упоительный аромат дразнил мои ноздри, и мысли сразу приняли иное течение. Вспомнилась здешняя столовая и прославленное «блюдо Вексмана» — гуляш с гречкой.
Организм возбужденно заслюноточил…
— Привет, Мишенька! — ласковый Лизин голос обволакивал, проникая до глубин естества и щекоча подкорку. — Что к нам не заходишь? Девчонки специально больше чая заварили! И пирожки были…
— С чем? — живо заинтересовался я, поворачиваясь.
Невысокого роста, Пухова обладала идеальной фигурой и, похоже, стеснялась
Девушка стыдливо не затягивала халат пояском, иначе проявилась бы немыслимая узина талии и амфорная линия бедер. Зато белая ткань отыгрывалась на «верхних девяноста», еле обтягивая высокую грудь.
Перехватив мой нескромный взгляд, Пухова дразняще улыбнулась.
— С луком-яйцом были, — замурлыкала она, прижимаясь ко мне как бы невзначай, — с капустой…
Бесцеремонно обняв Лизу, я приник губами к нежной шее.
— Я, как кошка, лащусь… — пролепетала девушка, задыхаясь. — А ты так и не пришел…
— Да, — ответил я невпопад, заставляя себя думать о таинственном мужике, якобы угрожавшем Пуховой.
— А сегодня зайдешь? Ну, пожа-алуйста! Очень тебя прошу…
Я развернул ослабевшую и покорную девушку, и крепко поцеловал. Даже губы у нее упругие…
— Зайду после работы. На часок. М-м?
— Да-а! — жарко выдохнула Лиза.
Немного отвлекшись от известных переживаний, я ощупал не тело ее, а душу. М-да…
Никакой любовью тут и не пахло. Девушка относилась ко мне с огромной симпатией, но не более того. Страсть, правда, наличествовала, но объяснялась просто — Пухова отличалась не только сексуальностью, но и пылкостью. Моих грубых ласк хватило, чтобы кровь в ее прекрасном организме начала закипать.
— Я на проспекте Строителей живу, — сбивчиво заговорила девушка. — Вот, я тут на листочке накарябала…
Сложенную записку я сунул в карман, созерцая, как вздрагивавшие Лизины пальцы поправляют волосы.
«Если это не свидание, то что? — роились варианты в голове. — Засада? Или подстава? Спрыснем радость, а в бокале — клофелин…»
— Приду ровно в пять, — пообещал я, излучая обаяние, как эмиттер — тахионы.
Тот же день, позже
Новосибирск, проспект Строителей
Проспект Строителей еще пуще напоминал о сибирской тайге, чем улица Терешковой — здесь дома выстроились исключительно по нечетной стороне, а на четной вставал лес густой. И не какие-нибудь хилые осиннички, да квелые ольшаннички, нет — высоченный брутальный сосняк.
Застройка не шибко впечатляла, будучи малоэтажной в стиле пятидесятых, но в отдалении уже взбирались на небо хрупкие «конструкторы» — строительные краны, торжественно обещая сложить высотки из панелек.
Миновав дворец молодежи «Юность», я вышел к Лизиному дому, чей фасад прикрывал ряд тонконогих елей. Подъезд оказался шумным, бездумно
Постучав, я приоткрыл незапертую дверь Лизиной двушки, и просунул голову в темноватую, не слишком загроможденную прихожую:
— Можно?
В комнате напротив что-то упало с тяжким звоном, и ко мне выскочила Пухова — в халатике, как и утром, только коротеньком, цветастом и туго перепоясанном.
— Ты пришел! — счастливо воскликнула девушка, с ходу обнимая, тискаясь, покрывая мое лицо поцелуями. Мне даже неловко стало от бурного напора. — Раздевайся!
Позже, анализируя наше нечаянное свидание, я пришел к выводу, что Лиза с ходу перехватила инициативу. Пока я снимал сандалии, Пухова скинула халатик. Я замешкался на какую-то секунду, созерцая чудное виденье — и она стянула с меня штаны вместе с плавками. Рубашка оставалась последней линией обороны, но и она пала под ловкими девичьими пальцами.
Сложно противиться вожделению, когда ты гол и бос, а красавица жмется к тебе, выпрашивая ласки!
Я бессовестно лапал Пухову, и мне легчало. Ослабевали натянутые нервы, уходила подавленность, унималось ожесточение к Рите. Но и рассудок крепчал.
«Угомонись, — внушал я себе, — иначе завтра оба будете глаза прятать!»
Сожалея, я неохотно убрал руку из гладкой промежности. Вмял напоследок ладонь в атласную туготу Лизиной груди, а пальцами утопил отвердевший сосок, будто кнопку.
Девушка всхлипнула.
— Ты на меня обиделась? — мой голос выдал огорчение.
— Нет-нет, что ты! Ты — хороший, это я… Такая…
Я решительно занял угол кровати, звякнув пружинами, и усадил Лизу на колени. Обняв меня за шею, шмыгая носом и вздыхая, прелестница заговорила, выкладывая «стыдные» тайны:
— Три года назад я развелась с мужем… Мы долго встречались, и мне казалось, что хорошо его знаю. А он скрывал, что игрок! В общем, проиграл в карты и квартиру, и машину, и гараж, и все деньги, что заработал в Норильске! Представляешь? А еще он был замечательный фотограф… Настоящий талант! Однажды Толя снял меня на даче. На заднем плане поленница, а я стою в одних босоножках…
— Замечательная вышла фотография! — с чувством высказался я.
Лизины глаза опять наполнились слезами, и я поспешно обнял «любовницу», гладя ее по голове, по плечам, успокаивая и бормоча ласковые глупости.
— Я… Я вообще хотела сжечь эту фотку, но жалко стало… — бормотала девушка, хлюпая носом. — Хранила в «секретном» альбоме, да еще и в конверт засунула. И вот, где-то неделю назад, я ее там не нашла. Конверт остался, а в нем — пусто. И, понимаешь, я же привыкла всё класть на место! А тут… до меня вдруг дошло, что кто-то основательно порылся в моих вещах! Книги лежали не в том порядке, пластинки на радиоле перепутаны… Главное, деньги в шкафу, под стопкой полотенец, остались — их тоже трогали, но не пропало ни рубля! И сережки с изумрудами, старинные, еще от прабабки достались… спокойно лежали в шкатулке! А на другой день меня встретил этот Иван…