Целитель и сид
Шрифт:
Я указала на ленту и увидела в ее глазах сомнение. Опять эти глупые приметы! Считалось, что можно перенять чужую Судьбу, взяв чью-то ленту. Что ж, придется дотанцевать. Но радость от танца уже ушла.
Сегодня я обратила внимание на необычное поведение людей. Я говорю то, что думаю, скрытная Ингибьорг демонстрирует чувства к соплеменнику, у Хельги случается припадок, а Кольр делает неожиданные признания. Это напоминало наведенные чары, но следов Силы я не ощущала, как, например, при привороте. Надо было в этом разобраться.
В довершение, после посещения купален меня не оставляло ощущение, что за мной кто-то следит. Пару раз я оборачивалась,
— Ты не замечала сегодня ничего странного за Кольром, — спросила я потихоньку у Ингибьорг, когда мы закончили танец и уже пробирались через толпу к радиальной улице.
— Нет, а что? — спросила та.
— Да так…
Я снова ощутила спиной тот свербящий чужой взгляд, но, оглянувшись, не смогла понять, кто же на меня смотрел. Ну ладно, если он так интересуется, рано или поздно он себя обнаружит.
Мы дошли до таверны «Свиная рулька» на углу Цветочной. Именно здесь, как я знала, работал мой сосед, господин Колин. Он как-то раз похвалил это место, так что я настояла и мы пошли в эту таверну.
На вывеске красовалось нечто красно-коричневое, долженствующее изображать указанное блюдо, а также кружка пива. Хозяин явно сэкономил на вывеске, но компенсировал это хорошим и недорогим обслуживанием.
Свободных столов не было, однако я помахала Колину Безголосому, и он подошел к нашей компании, ожидавшей у входа, пока освободится место в зале. Он собирал волосы в хвост и был одет в грубые брюки, рубаху и поддоспешник, как простой наемник. В руках он сжимал свою неизменную видавшую виды гитару. Да и по возрасту он вполне походил на отставного военного. Не исключено, что так и было.
— Добрый день, господин Колин, — поклонилась я. — Это мои однокурсники Кольр из Ринны, Хельги и Ингибьорг из Норэгр и Флори из… э… — замялась я, сообразив, что до этого толком и не знала, кто она и откуда, и воспринимая ее только как досадное недоразумение.
— Флори из Хефе Примо, — пискнула та.
Вот уж никогда бы не подумала, что она столичная жительница.
— Добрый день, госпожа Твигги. Рад, что вы наконец заглянули в нашу таверну. А она тоже с вами? — спросил он, глядя куда-то мне за спину. Когда я оглянулась, то успела заметить только спину поспешно удалявшейся женщины. Я пожала плечами.
— О, вот и столик освобождается! — воскликнул господин Колин, заметив краем глаза шевеление в другом конце зала. Вышибала наконец пропустил нас внутрь и мы расположились за столом.
— Посоветуете, что лучше заказать? — спросила я.
В итоге мы заказали одноименное блюдо, благодаря которому таверна и получила название, сырный крендель для Ингибьорг, которая мяса не ела, и по кружке пива.
Смешивать напитки не очень полезно. Вино я решила не допивать, а угостить им менестреля. Он, сощурившись от удовольствия, так что край шрама, видневшийся из-под бороды, скривил лицо, смаковал напиток.
— Ну и как вам в городе? Пришли уже в себя после того случая? — спросил он.
— Какого случая? — Я сделала вид, что не понимаю, о чем речь. Мои приятели были не в курсе об истории с художником, да и знать им было ни к чему.
— А! Понимаю, — кивнул Колин. — Не хотите вспоминать.
— Да полно вам! Лучше спойте что-нибудь, — попросила я.
Он и правда был интересным исполнителем. Несколько солдатских баллад, немного переделанных и звучавших чуть более прилично, чем в оригинале. Он еще и текст изменил!
Закончив, он одним глотком допил остатки вина в кубке. До этого разухабисто, а теперь отстраненно и грустно… смутно знакомая песня.
Невеста прекрасной, как день, была, О, господин, прости. И походя честь свою отдала, О, господин, прости Чужого ребенка она понесла, О, господин, прости. Какая печаль, растет сорняком, Чужое дитя под гербом. Красавица мужу была не верна, О, господин, прости. И шла под венец она, не любя, О, господин, прости. И трон не по праву она заняла, О, господин, прости. Какая печаль, растет сорняком, Чужое дитя под гербом.Менестрель втянул воздух и зажмурился, восстанавливая дыхание. А я… я узнала эту песню. Неужели он исполнит ее до конца?
Предательство и вероломство прознал, О, господин, прости, Муж в одночасье всю правду узнал, О, господин, прости, И смерти от ран он в бою искал, О, господин, прости. Какая печаль, растет сорняком, Чужое дитя под гербом. Однажды уже не вернешься домой, О, господин, прости. И истинный сын растет в доме чужом, О, господин, прости. Но помнит твой верный слуга о былом, О, господин, прости. Какая печаль, растет сорняком, Чужое дитя под гербом. О, если б кто знал… кто знал…Эту балладу сочинила Клэри из труппы Шарля, и ее забрали люди из Тайной службы, после чего ее уже никто не видел живой. Ни обвинения, ни приговора. Просто вердикт «измена» и тело, выданное близким спустя несколько дней.
В то время, когда я первый раз оказалась в Ламаре, только что умер Герцог, и люди поговаривали, что наследование по женской линии не имеет законных оснований. Впрочем, излишне разговорчивые тут же исчезали. Герцогиня и ее советник правили жесткой рукой.
Меня точно молнией ударило. Я резко встала, глядя на менестреля, как на призрака.
Вдруг на меня обрушилась тяжесть. Это Хельги упал сверху, прижав меня к полу. Над головой просвистело что-то тяжелое. Женский визг с той стороны, откуда летел предмет… Чем швырялись? Посудой?
Я, наконец, сбросила руку северянина и встала.
— Изыди! Дитя Разрушителя среди нас!!! — кричала женщина, одетая в глухо закрытое серое платье с накидкой, судя по всему, уроженка Илонии. Она билась в руках мужчин-посетителей и вышибалы, с ненавистью глядя на меня. — Надо убить ее раньше, чем она всех нас уничтожит!! Разрушитель!!!