Целитель. Десятое Блаженство
Шрифт:
– Раньше я смеялся над бабушкой – она свято верила в жизнь вечную и бессмертье души. А теперь я ей завидую…
– Да чему там завидовать? Тренькать на арфе и лицезреть лик Господа бабушке твоей все равно не доведется – и руки, и глаза останутся с бренным телом!
– А-а! Да не оттого зависть, что она в рай попадет, а я… хм… в другое место. Просто баба Тома не боялась смерти, и померла с улыбкой!
– А тебе страшно?
– А тебе?
– Еще как! Что ж ты хочешь… Небытие пугает!
– А я вот тоже верю… Немножко.
– Душа – это информация!
–
– Здрасьте! А радиоволны?
– Так это и есть носитель!
– А-а… Ну, да, вообще-то…
– Ух, горяченькая!
– Да подожди ты, сырая ж еще!
– Норма-ально! Эх, маслица нету… Сейчас бы располовинить картошечку – и ломтик внутрь! М-м…
– Да ты у нас гурман!
– А то…
Обойдя дружную компанию, я перевалил песчаный холм, шелестевший пучками иссохшей травы, и улыбнулся – у небольшого трепещущего костерка сидела Наташа. Слабое пламя то высвечивало красивое лицо, то нагоняло на него тень.
Подкравшись, я опустил руки на плечи Талии. Подруга даже не вздрогнула, лишь прикрыла ладонями мои пальцы.
– Грустим? – я присел рядом на округлый, словно окатанный в реке камень, ноздреватый и все еще отдававший накопленное за день тепло.
– Чуточку, – Наташа легонько приткнулась к моему плечу. – Дерагази… Это было так неожиданно… Изя обметал мумию, а я весь процесс на камеру снимала, как только не выронила… – длинно вздохнув, она сокрушенно покачала головой. – О, как же я хотела встретить этого мерзавца раньше – и выговориться, выкричаться! А теперь… А что теперь? Всё уже… Зато в душе столько мути поднялось, и никак не осядет…
Мой вздох был полон непритворного сочувствия – знаю, как оно бывает по жизни. По двум жизням…
Я обнял Наташу за плечи, вглядываясь в потемки. Хамсин, вроде, утих над Беэр-Шебой – зловредная пыльца рассеялась помаленьку, и проглянули звезды.
Зря пустыню обзывают унылой, нет, есть в ней и красота своя, и даже очарование. А уж какая ночью опускается тишина – небывалая, неземная…
«Ну, только не в эту ночь!» – шорохи и веселые смешки выдали чье-то приближение.
– Не пугайтесь, – сказала тьма голосом Инны, – это мы!
– Учтите, сидячих мест нема! – отозвался я строгим голосом кондуктора.
– А мы с собой принесли! – хихикнули в ответ.
Рита с Инкой примостились на хлипкие фанерные ящики.
– Хорошо сидим!
– Мы, вообще-то, Наташку искали, – «главная жена» осторожно заерзала на шатком седалище. – А то пошла-а куда-то, одна, и вся такая подавленная…
– Как пюре, – натужно пошутила Талия.
– Это ты из-за этого… – вполголоса спросила Инна. – Из-за Дерагази?
– Да наверное… – промямлила Наташа, непроизвольно напрягаясь. – Представляете, я до сих пор «Лезвие бритвы» не читала! Так только, пролистала местами… Как попадется его паскудное имя, так у меня внутри всё прямо переворачивается!
Она смолкла, и в зыбкой тишине были слышны лишь смутные голоса за холмом, да потрескивание костра. Я крепко задумался, глядя на пламенеющие язычки, а Ивернева заговорила, глуховато и негромко:
–
Наташа отстегнула подвеску, и протянула мне.
– Те самые серые камни… Князь Витгенштейн купил эту вещь у Денисова-Уральского… Только автор «Лезвия бритвы» немного напутал. Я читала пролог, там он пишет, что подвеску украшал ярко-желтый топаз, а это неверно… – Талия проговаривала слова замедленно, словно оттягивая неизбежное признание. – Тот ювелир… Он использовал только русские самоцветы, а желтые топазы добывают в Бразилии. Здесь вот – уральский гелиодор. Красивый, правда? Его еще «золотым бериллом» называют…
Я задумчиво держал украшение на ладони, покачивая так, чтобы слабый свет костра преломлялся в гранях – крупный гелиодор будто копил в себе чистое янтарное сияние, а льдистые серые кристаллы рассыпали неожиданно теплые выблески.
Давняя тайна Наташки, мучительная для нее, взволновала меня. Войти в соприкосновение с живыми героями любимой книги! Каково? Ты-то держал их за прекрасную выдумку, а они – живые, чувствующие радость и боль!
Сдерживая эмоции, я жадно внимал Наташе.
– Мама реально приехала в Ленинград… году так в пятьдесят пятом – поступать в ЛГПИ, где ей и промыл мозги «археолог» Вильфрид Дерагази, – проговаривала подруга голосом, немного отстраненным, словно вчуже. – Он тогда добыл для мамы липовый паспорт на имя Натальи Павловны Черных, и велел втереться в доверие к Мстиславу Иверневу… Проникнуть к нему на квартиру и похитить дневники его отца, умершего в блокадном сорок втором.
А дальше, как и в романе, что-то в сказочке пошло не так. Мстислав Максимилианович понятия не имел, что был паранормом, а «Тата Черных» тем более не знала про доставшуюся ей по наследству «закладку» в геноме. Факт в том, что, лишь встретившись взглядами, они оба испытали дофаминовый шок такой силы, что противостоять ему было невозможно…
Я молча кивнул, отлично помня ту нещадную тягу к Наташе, что мучала меня. Мои ноздри дрогнули, словно улавливая чудный аромат «кофе по-бедуински». Какое счастье, что Наташа переложила тогда запретные прянности! Или дело вовсе не в «эликсире любви»?..
Талия вытянула руки к костру, вяло пошевеливая пальцами – ветерок из Негева долетал зябкий.
– Дерагази, узнав, что «Тата» реально влюбилась в Ивернева и собралась замуж по липовому паспорту, пришел в бешеную ярость, стал маме угрожать, гад такой… Ясное дело, «Тата» вынуждена была бежать, перед этим рассказав всю правду Евгении Сергеевне, матери Мстислава…
Гибко изогнувшись, «златовласка» разворошила костерок гибкой веткой, затем и ее бросила на угли. Вспыхнули синие огонечки, глодающие лозу.