Целитель. Спасти СССР!
Шрифт:
Я вздохнул. Ох, и люблю же я поныть! Никому не пожалуюсь, главное, в себе буду держать всю эту разъедающую душу щелочь, настой исковерканной жизни. И кто же поверит, что я – редкий оптимист? А ведь так и есть! Я всегда, наперекор любой действительности, истово надеялся на лучшее, верил, что все будет хорошо. А когда позитив запаздывал, выжимал его из того, что было, из негатива – хоть капельку, хоть намек на плюсик…
– Ваш билет, пожалуйста, – развеяла мысли пожилая и грустная с виду контролерша в выглаженной форменке. Доказав, что не
…И вот она – сбыча мечт. Всё, что нажил непосильным трудом, – всё это я выложил за двушку в Подмосковье. В Щёлково.
Местечко приличное, мне нравится – и в каком-то часе езды от МКАД. Всегда хотел жить поближе к Москве – этот город мне дороже разных парижей и лондонов. В «Лондонграде» я, правда, погостить не сподобился, но на столицу Франции нагляделся вдосталь. И больше тамошнее черно-белое кино смотреть не хочу.
Поезд тронулся, я бросил взгляд на часы. 13:39. Точно по расписанию.
…В сентябре мне стукнуло шестьдесят. Именно в этом возрасте умер отец. Рак прибрал его, и я до сих пор чувствую вину, которую не искупить вовек – ведь я мог, мог вылечить папку, но мы так редко пересекались! А когда свиделись, было уже слишком поздно – четвертая стадия. Тут никакие сверхспособности не помогут.
Отец не зря считался классным инженером и неплохо зарабатывал на новом месте, но так ничего и не скопил. И стоило тогда всё бросать? Уехать на край света «за длинным рублем», защитить докторскую – и упокоиться на запущенном кладбище?
Иногда думаю, а не стал ли и для него ошибкой тот давний переезд? Но кто же ведает судьбу?
Может, мое возвращение «на запад», как дальневосточники зовут европейскую Россию, как раз и есть исправление житейской помарки отца? Конечно, биографию уже не перепишешь, и ушедшего не вернешь, но хоть что-то, хоть как-то, хоть краешком…
Поход в «Пятерочку» на Зубеева занял у меня целый час. Сосиски кончились, хлеба была нехватка, ну, и к чаю чего-нибудь вкусненького душа требовала. Набив съестным пакет, бодро пошагал к своему новому ПМЖ.
После напряженной сутолоки, которую задавала московская толпа, я не поспевал перестроиться на подмосковную размеренность. Тутошняя неспешность даже раздражала, щёлковцы будто следовали заповеди «Не спешите жить!».
Да и, правда, чего зря суету разводить? И я побрел экономичным шагом верблюда в Кара-Кумах. У монумента «Слава героям» свернул на Парковую. Улица мне нравилась своей провинциальностью – тихая, зеленая, застроенная в три-пять этажей. Истинное «Замкадье».
А вот и мой новый приют, новая нора для разведенного, куда можно забиться, отсидеться – или отлежаться, зализывая раны…
Обычная «хрущевка», ничего особенного, однако не с моими капиталами претендовать на элитную жилплощадь. Вошел в подъезд, тесный, как во всех пятиэтажках, но хоть не запакощенный, не расписанный
Клацнул кафель. Звякнули почтовые ящики. Переложив пакет в левую руку и уже полностью войдя в щёлковский ритм, я стал неторопливо подниматься по ступеням.
К себе.
С соседями своими я еще толком не успел познакомиться, зато с Наташкой и Леночкой даже подружился. Они и до баталии давешней наведывались ко мне по три раза на дню. То у них чай закончился, а в супермаркет сбегать поздно уже, то кран потек, то полка отвалилась…
Мельканье голых ног неизменно рождало во мне игривые мысли, но я снисходительно поругивал себя, убеждая седого сатира не гоняться за юными нимфами.
Хотя какой из меня сатир? Стыдно признаться, но моей единственной девушкой была Даша, вскоре вышедшая за меня замуж. А жене своей я не изменял…
Теперь-то я свободен, а толку? Соседушки мои чуть ли не втрое моложе меня! Просто две прелестницы используют знакомого деда в корыстных целях, а дед и ведется.
Эти коварные создания даже по отчеству ко мне не обращаются – никаких «Михаилов Петровичей», только «Миша».
«Миша, привет!», «Миша, спасибо тебе огромное!».
А Миша цветет и пахнет…
Заперев за собою дверь, я испытал легкое удовлетворение, ибо впервые занимал не совместную жилплощадь. Тут пролегала моя собственная, суверенная территория, откуда меня не выгнать. Всякое бывало…
Квартирку мою я пока что скудно обставил – деньги почти закончились, а на работу в Москве еще не устроился. Всё варианты рассматриваю, хотя у «предпенсионера» выбор не велик.
Думаю, папины гены тоже должны помочь – мне передалось отцовское умение ладить с компами, «железо» его слушалось. А у меня вдобавок и память феноменальная, хоть в цирке фокусы показывай.
Если я что-то и забываю, то лишь по своему желанию, усилием воли. Просто, чтобы не засорять мозг лишней информацией. Могу прочесть книгу – и запомнить ее наизусть, от корки до корки.
В работе мне это здорово помогало – я никогда не держал под рукой кучу справочников и рулоны чертежей, всё хранилось в моей голове.
– Ну, ладно, профи, – решительно сказал я самому себе, прерывая старческие рефлексии, – пора и делами заняться. Домашними!
И затеял стирку. Вещей у меня немного, я даже перестарался малость – сунул в жадный зев стиралки чуть ли не всё мое «приданое».
Повертевшись под душем, я потом долго искал, чем же мне прикрыть наготу, пока не обнаружил мятые пижамные штаны, месяц назад забытые в дорожной сумке. Подсмыкнув их, прошаркал в тапках на балкон, где сохла рубашка, постиранная с вечера. Принарядился.
Как оказалось, вовремя.
В дверь деликатно постучали, и я двинулся открывать, на ходу застегивая рубашку.
– Да-да!
Нарисовалась Наташа Томина. Грива каштановых волос, подсвеченная яркой лампой с площадки, заиграла медью и золотом. Ослепительно улыбнувшись, девушка спросила: