Целитель
Шрифт:
Работа казалась им раем. Они происходили из крестьянских семей, работавших на земле на протяжении многих поколений. Для них было очень важно, чтобы земля приносила плоды. Для Ирмгард Керстен, после смерти свекра полностью взявшей на себя хозяйство, они оказались неоценимыми помощницами.
Для нужд поместья их было более чем достаточно (до войны там работало всего шесть человек), но доктор попросил у Гиммлера еще и других свидетелей Иеговы для работы в Хартцвальде. Так их стало уже тридцать, среди них было и несколько мужчин.
Эти люди — изможденные, оборванные, израненные и исполосованные ударами хлыста —
— Вы знаете, — говорили они, — мы каждый день молимся за вас, там, на небесах, рядом с Господом, вас ждет золотой трон.
— Спасибо, друзья мои, — отвечал Керстен, — но я не тороплюсь.
Гораздо больше для доктора значила преданность, которую здесь и сейчас выказывали по отношению к нему свидетели Иеговы, а также их органическая враждебность нацистскому режиму. Они сплотились вокруг доктора, как одна большая семья, которой он мог абсолютно доверять. В них он был уверен, с ними он мог разговаривать совершенно свободно, не боясь, что на него донесут. Когда он ловил передачи лондонского радио на немецком языке, то не только не прятался от свидетелей Иеговы, но они слушали вместе с ним, объединенные одной и той же надеждой — что Гитлер будет повержен.
Понимание и дружеское отношение свидетелей Иеговы помогло Керстену и его семье и в решении других проблем — конечно, гораздо более тривиальных, но в эти трудные времена ставших все более и более важными. Из-за бесконечно продолжающейся войны в Германии ввели драконовские ограничения. Строжайшие правила определяли разрешенную численность скота и птицы с точностью до головы. Коров, свиней, кур, уток и гусей у Керстена было гораздо больше разрешенного количества. А проверки становились все чаще, все строже.
Но со свидетелями Иеговы доктору нечего было бояться. Они всегда были начеку и замечали инспекторов издалека. Если речь шла о проверке поголовья птицы, птичий двор сразу же вымирал как по волшебству. Из ста двадцати птиц там никогда не оставалось больше девяти. А поскольку разрешенное количество было десять, то принадлежащее Керстену поголовье оказывалось ниже нормы. Что же касается исчезнувших кур, то они, связанные бечевкой, лежали в мешках где-то в кустах или в ближайшем лесу.
Если же дело касалось коров или свиней, то средства разнились, но происходившее чудо имело ту же самую природу.
Когда к Керстену на чай или на обед внезапно заезжали высшие офицеры СС, свидетели Иеговы с особенной заботливостью ухаживали за шоферами, ординарцами, солдатами и полицейскими из сопровождения. Они пичкали их едой, поили до отвала. Самые красивые девушки — хотя в секте была принята абсолютная добродетельность — не жалели для них улыбок, чтобы удержать незваных гостей от желания прогуляться подальше в лес и рассмотреть там что-нибудь слишком внимательно…
3
Но благополучная жизнь свидетелей Иеговы в Хартцвальде не могла заставить их забыть о том, что произошло с ними во время заключения. Они были первыми, кто рассказал Керстену подробно и в деталях о зверствах, творившихся в концлагерях. Керстен, конечно, что-то слышал о применяемых там жутких методах,
Свидетели Иеговы дали ему полную картину.
Несмотря на приказание молчать под угрозой смерти — им пришлось подписать на этот счет специальную бумагу перед тем, как выйти из лагеря, — они рассказали ему все. Ночи напролет они говорили о пережитых ужасах, и казалось, что пыткам, о которых они рассказывали один за другим, не будет конца.
На рассвете они каждый раз, прощаясь с толстяком-доктором, говорили:
— В Библии сказано, что, когда кто-то в беде, с неба спускается ангел, чтобы принести утешение. Этот ангел — перед нами.
И они удалялись, приободренные и даже окрыленные.
Их рассказы не выходили у Керстена из головы. В то же время его смущало состояние постоянной восторженности, в котором находились сектанты. Эти люди, видевшие в нем создание небес, — не переносят ли они рассказы об адском пламени на земную реальность? Он решил сам все разузнать. Но это было непросто. Слова свидетелей Иеговы надо было проверить так, чтобы никому не пришло в голову, что между его информацией и ее источниками есть какая-то связь. Малейшая неосторожность могла привести разоткровенничавшихся в руки палачей. И хотя они были заранее согласны на муки, Керстен должен был дождаться подходящего момента, когда было бы немыслимо, абсолютно невозможно связать свидетелей Иеговы и его интерес к лагерям.
Этой возможности доктор ждал долго. Она представилась только во время его поездки в Украину.
4
Третьего июля 1942 года Гиммлер сказал Керстену:
— Собирайте вещи для поездки в Россию. Мы отправляемся через несколько часов.
Месяцем раньше с завоеванных в прошлом году территорий началось второе генеральное наступление вермахта против советских войск. Оно было нацелено на Волгу и Кавказ. Это должен был быть сокрушительный удар невероятной мощи. Гитлер бросил туда все силы и рассчитывал в этот раз все-таки поставить Россию на колени.
Первые бои принесли ему в качестве трофеев новые земли, и Гиммлер, как обычно, поехал туда их «организовывать».
Ставка Гитлера находилась в Виннице, в Украине. Гиммлера ждала его собственная штаб-квартира в шестидесяти километрах оттуда, в Житомире.
Пятого июля Гиммлер высадился из специального поезда и отправился к домам, где должен был жить и работать вместе со своим штабом.
Это была бывшая русская казарма, окруженная высокими стенами и колючей проволокой. Там Гиммлер занимал маленький домик, в котором до вторжения жил кто-то из высокопоставленных советских офицеров. Керстен жил недалеко, примерно в таком же домике.
Жизнь, которую вел там доктор, больше всего напоминала будни заключенного. Гулять он мог только в пределах этого мрачного лагеря. За стенами все было под наблюдением, загорожено, забаррикадировано, заминировано. Когда доктор захотел поехать в город, ему пришлось получить разрешение и пропуск, как положено. В предоставленной ему машине вместе с ним ехали двое вооруженных солдат, а выходить из машины ему запретили.
— Здесь мы во вражеской стране, я не хочу, чтобы вы рисковали, — сказал ему Гиммлер.