Целитель
Шрифт:
– Слышь, сынок, – ответил я, – ты проблем ищешь?
– Да, а что?
К нему кто-то быстро подошел, что-то сказал, мальчишка исчез.
Этот инцидент прошел как бы мимо меня, потому что Йен уже начинало колотить по серьёзному.
– Соберитесь, прошу вас.
Я пытался говорить ободряюще.
– Сейчас приедем домой, примете горячую ванну, согреетесь, и всё будет хорошо.
– Не получится, – ответила она, клацая зубами, – Это Соломия, ведьма проклятая, Лига… Спасения нет.
– О
– Ты представления не имеешь, с чем я вошла в соприкосновение. Боюсь, и тебя втянула. И теперь всё это будет иметь для тебя непредсказуемые последствия. Прости, пожалуйста. Тебе с самого начала надо было держаться подальше.
– Не дождётесь, – огрызнулся я. – Заинтриговали, а теперь лишаете возможности проявиться? Как это без меня будет проходить битва миров, битва за души. Я тоже хочу участвовать.
Я впервые оказался в ситуации, когда речь идет о каких-то потусторонних выяснениях отношений, между… Кем и кем?
Теперь становилось ясно, почему она всегда была недоступна моему пониманию.
– Вы просто переохладились, – говорил я ей в такси, – У вас оэрзе или пневмония. Йен, милая, успокойся.
– Кто это Йен?
– Вы.
– Почему?
– Это имя одной колдуньи, вы на неё очень похожи.
– Я не колдунья.
– Я знаю, извините.
Горячей воды в квартире не было.
Я уложил Йен в постель, укрыл одеялом, шубой, другими тёплыми вещами, которые сумел отыскать.
Но её сковывал мороз, она что-то бормотала деревенеющими губами, пыталась что-то сказать, но сил недоставало.
– Ну, подскажите, – просил я, – хоть намекните, что надо делать.
Я наклонился к ней, пытаясь разобрать, и почувствовал, что изо рта у неё идёт холодный воздух.
«Это Лига, ведьма, – вспомнилось мне. – Спасения нет».
– То есть как, нет спасения? – крикнул громко. – Мы ещё поборемся!
Появилась шальная мысль вызвать «скорую». Но я давно живу в этом городе и знаю, что «скорая» приходит не скоро. К тому же, Йен «заразили» нетрадиционно, значит, лечить надо как-то по-другому.
Как?!
Библия!
Где она?
Библия лежала отдельно от других книг.
… Я читал Святое Благовествование от Матфея, наугад, попав на седьмую главу.
«Просите и дано будет вам; ищите и найдёте; стучите и отворят вам;
Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?»
Мне казалось, что Йен становится хуже. Дыхание хрипло рвется из лёгких, разрывая их.
А холод! Физически с тех пор я больше никогда не ощущал такого холода.
Я
Старался слова произносить чётко, желая, чтобы меня услышал Создатель.
Но Он не ответствовал, и мною овладевало отчаяние. Я ещё держался на осознании того, что одним неверным движением души, одним неверным словом могу всё порушить.
Но всё уже произошло.
Надвигалось неотвратимое.
И не по моей вине и не моей волей, а очень похожим на то, что величают «судьбой», «роком». И перед их грозным желанием я был немощным и никчемным.
Внезапно Йен дёрнулась, видимо, силясь приподняться, но колкие токи ледяного ветра пронеслись по комнате и вновь пригвоздили её к постели.
Я тоже ощутил этот поток, который никак не походил на природное явление; Библия выпала из рук. Я ощутил неизбежное, закрыл глаза, думая, что увижу такое Нечто, после чего к разумной деятельности уже никогда не окажусь пригодным.
Хлопнула электрическая лампочка, осыпав мелкими осколками.
Я это только почувствовал, потому что видеть уже ничего не мог.
… Не знаю, через какое время зрение вернулось. Но Йен уже не было. Вернее, тело оставалось на кровати, но абсолютно неподвижное.
В мертвенном свете луны лицо казалось умиротворенным, но каким—то гладким и прозрачным. Как лёд. Исчезли крохотные морщинки под глазами, а глаза остались открытыми; только в них уже не было боли, страха, отчаяния. Борьбы тоже не было. Совсем.
«Вот и всё, – прошептал я и через несколько секунд повторил как можно тише: – Вот и всё». И удивился сам себе, ведь я – материалист. Почему живые всегда опасаются нарушить вечный покой мертвых, то есть, нарушить то, что остается единственным незыблемым и постоянным во всём этом мире?
И слышался мне голос. Но было ли это голосом внешним, или мысли оформились в чёткую словесную схему, или разум зашкалило – неизвестно.
Глазогорящей гиеной приволокутся худые времена.
Небеса перекроют тучи, сквозь которые не сможет пробиться даже тонкий солнечный луч.
И всё покроет холод.
Он завладеет телами и душами, помыслами и стремлением.
Сильные погибнут, а слабые станут оплакивать их участь, но бороться не смогут.
Уделом человека сделается отчаяние.
Так свершится наступление мрака и беззакония, о котором твердили избранные, которым не верили. И только одинокие подвижники найдут в себе силы; но сначала им надо будет уйти, чтобы потом возвратиться.