Целитель
Шрифт:
Но ведь нет такого мира!
«Пока нет, – отвечал мне кто-то, – но его надо построить. Прими в этом участие и помоги, ради собственных детей и внуков».
– Ты об этом мечтал? – спросил Новосёлов.
– Я никогда не переставал об этом мечтать, – отвечал я тихо, примирительно. – Друг мой Юра, скажи, разве я ещё этого не заслужил? Разве не заслужил?..
Голос мой дрогнул.
– Посёлок моего детства находился вдали от всяких центров, а степь ровная и бесконечная – до самых зерновых посевов. Ближайший лесок далеко. Туда мы ходили только по праздникам. Страшные морозы
Я немного помолчал, глотая воздух.
– Скажи, священник, куда всё это исчезло с победой демократии на нашем постсоветском пространстве? Почему ожесточились сердца простых людей? ..Я мечтал, Юра, но, видно, мечтам этим суждено сбыться не в этой жизни.
– Сердца эти, друг мой, ожесточились ещё раньше, – сказал Юрий твёрдо. – Первый натиск этого безобразия уже отхлынул. Как минует второй – это уже наша с тобой забота. Да, этот мир нуждается в переустройстве, он физически и духовно несовершенен. Господи! Как он несовершенен! Знаешь, когда мои дети были маленькими, я молил Бога об одном: пусть они быстрее растут, пусть становятся сильными и умными, ибо обижают и унижают только маленьких и слабых. И вот они выросли, и вот стали большими и сильными, но я по-прежнему волнуюсь за них. Мир враждебен и все мы – искушаемы.
– Я, Юра, никогда не читал на твоем лице признаков какого-либо страха или беспокойства.
– Потому что я не имею привычки их обнажать, – ответил он жёстко. – Я каждый день, по роду своей пасторской деятельности, сталкиваюсь с такими вещами… Кто мне разрешил распускать сопли, если люди на меня смотрят с надеждой?
Я не помню, чтобы Новосёлов когда-то повышал голос.
– Цветочки, листочки, – продолжал нагнетать мой друг, – ты вначале хоть что-то сделай…
Внезапно он чуть смягчился.
– Это я тебе говорю, как друг. А как пастор скажу следующее. Ты искушаем, помнишь? Я искушаем, он искушаем, они искушаемы. Но ты искушаем гораздо более. Я ничего не знаю об участи, что тебе уготована. Но поверь, она не совсем обычна. Просто поверь. И не забывай о Божьем Слове.
Он подошел к книжной полке, и что-то стал выискивать.
– Юра, Библия у меня есть.
– Читай почаще, – бросил он. – Я не то ищу. Вот. Принесли недавно, сказали, передать тебе. Читай, это тебя успокоит.
Небольшая брошюра.
– Откровенный разговор, – прочёл я на обложке. – Тина Ригель. Кто такая?
– Не знаю. Говорили, что она – твоя однокашница, тоже окончила незабвенный Литературный. Но толком не могу поручиться.
– Говорили? – переспросил я бестолково. – Кто говорил?
– Люди говорили!
– Дальше-то что?
– Слушай, не спрашивай, – ответил Новосёлов раздражённо. – У тебя должно быть ещё одно испытание. Не знаю, какое… Прояви терпение, настойчивость и мудрость. Знаю только, что скоро кто-то должен приехать издалека, когда решится вопрос, годишься ли ты в ученики.
– В ученики? Я не ослышался?
– Именно в ученики. А что ты конкретно знаешь и умеешь? Что ты прошёл и какие
– Никого, – мне внезапно стало легче. – Никого, Юра, успокойся.
– Он меня успокаивает, – пробубнил Новосёлов. – Он меня успокаивает, – повторил рассеянно. – Но ты ж не знаешь, в какие ученики и я не знаю. Но то, что не в ученики Целителя – это точно.
– Слушай, преподобие, ты мне можешь точно и, главное, внятно ответить на вопрос: что есть Целитель, по большому счёту?
– Целитель? – переспросил он. – Могу, только в нашем понимании. Есть несколько версий, но мне ближе всего одна. Итак, Целитель – это способ пробуждения скрытых сил организма, изгоняющих болезни…
Он подозрительно посмотрел мне в глаза.
– А свое определение у тебя есть?
– Есть и оно очень походит на то, которое ты сейчас озвучил. Целитель – это, прежде всего, то, к чему должен стремиться каждый человек внутри себя. Истинным и настоящим Целителем является он сам! Каждый должен им быть! И Целителем Мира – в идеале. И не обязательны всякие посвящения и прочая ерунда…
– Не юродствуй! – оборвал Новосёлов. – Вещи довольно серьёзные. Им не каждый научиться может, талант нужен. Это тебе не книжки писать, высасывать из пальца.
– Интересно, как в мои-то годы можно ещё учиться? – спросил я неуверенно.
– Я каждый день учусь, – ответил Новоселов. – И не думай, пожалуйста, что я у них там на основных ролях, – жалкий подмастерье.
– Да ладно! Не вижу тебя в такой роли.
– Слушай, – проникновенно сказал друг, – ты понятия не имеешь, даже приблизительного, что это за организация.
Он спохватился.
– Всё, хватит. Я тебе ничего не говорил.
Нервно прошелся по кабинету.
– Юра, кончай разводить таинство, – ответил я серьёзно. – Капитального понятия я, конечно, не имею, но приблизительно представить могу. Не маленький.
– Вот и ладненько, – ответил он. – Теперь так. С этого самого дня ты или появляешься здесь, или звонишь в конце дня и говоришь, что и как. Второе. Ни во что не ввязываться, водку не пить, в драках не участвовать. Беречь себя. Третье. Читать, учить, постигать.
– Ясно, – ответил я. – Юра, а что вызвало такое твое волнение?
– Я тебе отвечу, но объяснять ничего не буду, – сказал его преподобие. – Сам постигай.
И добавил каким-то неестественным голосом.
– Черная Сотня готовится перейти рубеж…
3
Недолгий, но содержательный разговор с Новосёловым, особенно его последние слова, не давал мне покоя до половины ночи.
«Чёрная сотня», опять Чёрная сотня. Проклятая сотня».
Я вновь с грустью вспоминал Андрея и чувствовал себя беззащитным и одиноким. Я впервые подумал, до какой степени я одинок, и – это судьба. Мне никто не поможет, а тех, кто мог бы помочь, я предпочитаю держать подальше от всех и всяких событий. Я имею в виду своего сына, которым дорожу и которым бесконечно горжусь. Он по этому пути пройдет намного дальше и успеет больше, потому что свободен от соблазнов и сомнений.