Цельняпушистая оболочка 4
Шрифт:
— На счет три огонь на подавление! А ты колдуешь! — сказал я.
Арфа испуганно замотала головой. Я фыркнул и нагнулся к ней:
— Колдуешь, слышишь! Я тебя прикрою! За моей спиной будешь! Только попробуй подвести, мать твою… — с нажимом добавил я, не тратя время на сентиментальности.
И в этот момент я понял, что стрельба стихла. Очередей уже пару секунд не слышно. Чувствуя как дрожат колени, я прижался лбом к холодному бетону и, буквально одним глазком, посмотрел в коридор.
Он совсем короткий, метров десять. Два тела на полу, один шевелится, другой неподвижен. В конце освещенное помещение. В нем,
— Три! — заорал я во всю глотку и выскочил в полный рост в коридор, садя в белый свет, как в копеечку.
Кабанов высунулся первым, за ним Пугачев. Всполохи оружейного пламени, запах пороха, звон в ушах. Трясущиеся колени и острая боль где-то в животе и, кажется, давление в груди. Я даже не замечал, стреляют ли по нам в ответ, продолжая что есть сил давить на спуск снова и снова. А вот и они! Одна, вторая, третья и еще целую связку швырнули! Щедрые гады! Совсем гранат не жалеют.
Гранаты проделали уже полпути по коридору, как вдруг впечатались в невидимый барьер и, не теряя скорости понеслись обратно. Все-таки не подвела. Не подкачала ушастая овца! Обожаю эту дуру хвостатую!
Вспышки дыма в помещении, замигавший свет и страшный грохот.
Я не понял как оказался на земле. То ли сам упал, то ли хрен знает. В ушах стоял противный писк. Я вспомнил, что так умирают какие-то нервы в мозгу. Что означает, что на этой частоте я уже никогда ничего не услышу. Мне показалось это смешным, но вместо смеха я отчего-то закашлялся. Какая-то вода на губах? Что за фигня?
Утерев губы рукой и поднеся руку к глазам, я увидел кровь. Меня подстрелили что ли? Или осколки? А где все? А, вижу. Кабанов что кивает Лисину… Нет, это Пугачев. Да, он что-то говорит и тычет пальцем мне в живот. Ой, фонарем-то по глазам зачем? Арфа? Что это у нее глаза светятся? Ничего не понимаю. Спать хочу, блин. Устал уже.
Блять, дракон же еще…
— Да епт вашу мать… — прокряхтел я, с трудом превозмогая бессилие и принимая сидячее положение.
Голос отозвался только в правом ухе. И то очень тихо. Пройдет? А хрен знает.
— Лежи! Лежи! Тебе нельзя! — кричала на меня Арфа, пока я, хватаясь за штанину Кабанова, пытался подняться.
Наконец рыжий увалень сообразил и помог мне, подхватив за подмышки.
— А че китель-то порван… — буркнул я, нихрена не соображая, пока не заметил на полу коробку промедола.
Точно, меня же ранили. Я же кричал. Ох, совсем смутно все. Сколько мне вкололи? Три?! Да вы ебанулись… А не, одну. Две просто упали. Или нет? Надо идти. Надо что-то делать.
Не обращая внимания на остальных, я, ковыляя, поплелся вперед к мигающему свету и разорванным трупам. Аккуратно перешагивая через тела, я все же запнулся и грохнулся прямо на бездыханную грудь какой-то женщины. Ее лицо было на удивление гладким и даже симпатичным, если бы не рваное отверстие в виске толщиной с кулак. Я попытался снова подняться, но вдруг заметил темно-зеленую сумку, притороченную к боку следующего трупа. Тисненный крест на ней, явно намекал на медицинскую принадлежность. Подтянувшись поближе, я с третьего раза открыл аптечку и начал изучать содержимое. Все на английском, ничего не понятно. Что я ищу-то вообще? Не знаю. А, понял. Эпинефрин! Двести мили-чего-то там. По-моему
Вмазавшись двумя ампулами я бросил пистолет и перевернулся на спину. На меня с ужасом и непониманием смотрели три пары глаз. Что-то говорили, но я опять ничего не слышал. Сильно хотелось курить, но глаза как-то сами собой закрывались. Я подумал, что поспать было бы неплохо… Стучит что-то. Сильнее и сильнее. Как-то странно.
— Ох епт!!!
Сердце так и норовило выпрыгнуть из груди. Шум в башке, туннельное зрение в глазах и сковывающая боль где в животе.
— Да что ты творишь, идиот?! — крикнула Арфа мне в лицо, на что я только отпихнул ее левой культей и поднялся на ноги упершись рукой в стену.
— Вы хули творите? Кто на промедол… Команду… Блять, нахуй идите, дебилы. — кашлял я, стараясь дышать не сильно глубоко.
Как вставило-то! Ух! Всегда бы так было. Башка правда ватная и слышу плохо, ну да пофиг.
Что тут за комната-то? Стеллажи аж до потолка. Погрузчик электрический стоит. Склад что ли? А, ну точно! Продуктовый. Вон, консервы какие-то огромные, мешки, коробки. Да, точно склад. Хера у них тут жратвы!
— Кровь сначала останавливать надо, а не промедолом тыкать. Или разом все, не помню. — отмахнулся я от наступавшей малявки и обступивших бойцов.
— Мы уже остановили кровотечение, мудак ты тупой! Какого хера ты встал! Ты же еле живой! — все никак не успокаивалась она.
Еще и словечек нахваталась… Погоди, остановили? Я взглянул на свой живот и потыкал в него пальцем. Больно конечно, но вроде ничего не подтекает.
— Ну, спасибо тогда. — кивнул я и жестом попросил у Пугачева сигарету.
— Всегда пожалуйста. — раздался откуда-то новый голос.
Повернув голову, я увидел Солярку с парой стражников по бокам. Она все так же щеголяла в рубашке с брюками под моим бушлатом. Вид внушительной груди зажатой в темно-зеленый пиксель подействовал на меня как-то странно. По-любому побочка от эпинефрина.
Королевна глядела на меня широко раскрытыми глазами, а в голосе, несмотря на очевидный сарказм, слышалась озабоченность.
— О, явилась, жопа карамельная… — буркнул я, снова поворачиваясь к своим.
И где ее, блин, носило. Нас тут уже сто раз чуть не убили.
— Не, товарищ лейтенант, ну вы, блять, даете, конечно… — со смешком заявил рядовой доставая пачку из кармана. — Мы думали вы уже все, отъехали нахрен. Две пули и осколки еще. А вам хоть бы хуй… — пожал он плечами, держа зажигалку возле моего лица.
Две пули? Хера себе. И правда, как я еще жив-то? И на ногах стою, хоть и шатает? Магия? Хм… Да нет, не только. Помнится, после первой пули я неделю в отключке лежал. Привык уже, что ли? Кстати, вполне может быть. Бабы-то к кровотечениям больше устойчивы, чем мужики. Хули, месячные же постоянно. Что там Пугачев говорил? А, точно.
— Та это серебряные пули были. Они только против вампиров работают. — вяло отбрехался я, затягиваясь табачным дымом.
Блин, как сердце-то колотится! Ужасно себя чувствую, конечно. Но идти могу! Правда куда и зачем… Не знаю.