Целомудрие и соблазн
Шрифт:
И не менее бедный Брейден Грэнвилл, которого она отругала с такой непростительной жестокостью!
Впрочем, родительницу леди Жаклин, вдовствующую герцогиню, мало смущало умственное расстройство будущего свекра ее дочери. Ее гораздо больше волновало присутствие леди Бартлетт. Обе дамы были примерно одного возраста, однако превосходно сохранившаяся матовая кожа и ясные глаза леди Бартлетт не шли ни в какое сравнение с жалкими остатками былой красоты надменной герцогини. И герцогиня слишком хорошо об этом знала.
— Ах, как мило и трогательно, — скривившись, процедила
Леди Бартлетт сфокусировала на сопернице суровый взгляд своих ясных очей и прищурилась с угрожающим видом.
— Рада видеть вас, ваша светлость! — произнесла она.
Веки вдовствующей герцогини повторили движение век леди Бартлетт:
— Простите, но разве мы знакомы?
— Ох, мама! — томно произнесла леди Жаклин. — Ты ведь не могла забыть леди Бартлетт! Мы с ее дочерью, леди Кэролайн, вместе учились в школе…
— Идем, мама. — Кэролайн, чувствуя, как накаляется атмосфера, потянула мать за руку. — Нам уже давно подали карету!
Леди Бартлетт была явно шокирована столь неуместной поспешностью своей дочери.
— Ну что ж, желаю вам всего хорошего, ваша светлость, леди Жаклин, мистер Грэнвилл и… э… мистер Грэнвилл!
Но напрасно Кэролайн надеялась, что на этом их общение со спутниками Брейдена Грэнвилла закончится. Потому что как только они подошли к своей карете, позади их экипажа остановился экипаж с гербом герцога Чайлдса на дверце. При виде его Кэролайн застыла как вкопанная.
Маркиз увидел герцогскую карету в тот же миг, что и Кэролайн. Он довольно грубо схватил свою невесту за плечо, но Кэролайн с силой, удивительной для такой изящной девушки, скинула с себя его руку. Все мучительные переживания и тайные решения этого вечера были в один миг забыты. Она налетела на вдовствующую герцогиню с возмущенным криком:
— На них же тугая уздечка! И о чем вы только думаете, ваша светлость?!
— Тугая — что? — Тщательно выщипанные брови герцогини поползли вверх, выражая полное замешательство.
— Тугая уздечка! — И обвиняющий перст Кэролайн простерся в сторону изящной пары чистокровных гнедых, запряженных в экипаж высокородной леди. Они стояли напряженно, словно на параде: головы высоко подняты, шеи выгнуты под немыслимым углом.
Однако это изящество было весьма обманчиво. Животные так высоко задирали головы вовсе не потому, что желали покрасоваться перед хозяевами. Их головы были подтянуты выше обычного при помощи дополнительного мундштука, вставленного в зубы, и второй уздечки, слишком короткой для них. Эта уздечка и мундштук не позволяли лошадям опустить голову и выпрямить шею. Кэролайн знала, что бедные животные не просто не могли дать шее отдохнуть. Они даже не могли толком глотать или дышать.
— Вот полюбуйтесь! — Кэролайн показала на губы ближней лошади, с которых клочьями капала пена. — Видите? Вы видите, какая она розовая, эта пена? Вы знаете, отчего она такая, ваша светлость? Это кровь!
Герцогиня, подобравшаяся было поближе,
— Животное нездорово? — визгливо осведомилась она, всем своим видом демонстрируя брезгливость.
— Нет-нет, они совершенно здоровы, — затараторила леди Бартлетт. — Ваша светлость, вы должны простить Кэролайн. Она питает большую слабость к лошадям и не в состоянии пройти мимо, даже если заметит хоть малейшее неудобство…
— Да при чем тут малейшее неудобство, мама! — взвилась Кэролайн. — Это же тугая уздечка! Хотела бы я знать, что бы ты почувствовала на их месте, если бы у тебя во рту торчала такая штука, из-за которой нельзя опустить голову и даже дышать можно с трудом…
Леди Бартлетт растерянно посмотрела на вдовствующую герцогиню, которая с презрительной гримасой обменялась взглядами со своей дочерью.
— Как интересно, — холодно заметила леди Жаклин. — Но я придерживаюсь того мнения, что никого не касается, как я обращаюсь со своими лошадьми.
Кэролайн, жалея от всей души, что не выстрелила леди Жаклин в самое сердце, когда совсем уже было решилась это сделать, возразила во всеуслышание:
— Это касается каждого разумного существа, способного на сострадание и любовь, леди Жаклин! И то, что ваша мать попустительствует такой жестокости, крайне несознательно и безответственно!
— Но, — слабо попыталась оправдаться герцогиня, — леди Бартлетт сказала, что они совершенно здоровы…
Ее перебил звучный раскатистый бас:
— Из-за тугой уздечки мундштук ранит им губы. — Брейден Грэнвилл не спеша выступил вперед и положил ладонь на неестественно выгнутую шею ближайшей лошади. Он обращался не к герцогине, а к кучеру, сидевшему высоко на козлах с кнутом наготове. — Они так и простояли у тебя весь вечер?
Кучер кивнул с виноватым видом:
— Их светлость не любит лошадок с понурыми головами, милорд.
— Да! — с воодушевлением подхватила герцогиня. — Да, я люблю веселых и резвых лошадок…
— Ну, этим-то уже недолго осталось резвиться, — с мрачной убежденностью заметил Брейден Грэнвилл. — Пройдет год, от силы два — и они ни на что не будут годны. Вы испортите им губы и шею. Жалко видеть, как пропадают такие породистые животные.
— Еще бы им не быть породистыми! — с неподражаемой спесью воскликнула герцогиня. — Зря я, что ли, выложила за них столько денег! — И нетерпеливо махнула своему кучеру: — А ты чего расселся? Снимай их, да поживее! Снимай, кому сказано?
Кучер кубарем скатился с облучка. Ему на помощь пришел один из лакеев герцогини. Вдвоем слуги быстро избавили лошадей от тугих уздечек и дополнительных мундштуков.
— Ну, ты даешь, Каро! — с восторгом шепнул ей на ухо Томми. — Молодец, так держать!
Но Кэролайн прекрасно понимала, что герцогиня так легко пошла на попятный вовсе не из-за ее горячей отповеди. Она могла читать морали этой леди хоть до самого утра — и ничего бы не добилась. И только благодаря вмешательству Брейдена Грэнвилла лошади получили свободу. И она в знак признательности наградила его ласковой улыбкой…