Целостная личность

Корбин Макс

– Уж кто бы говорил, - огрызнулась она.
– Стоит тут весь такой из себя таинственный и романтический герой.
– Она ткнула меня кулачком в плече, вызвав улыбку.
– Еще и ухмыляется загадочно.

– Извини, - я потянул бутылку, но девушка не отдала. Сделала шаг назад и снова глядя мне в глаза сделала большой глоток. На этот раз не дрогнув.

– Зачем тебе это? Даже я пью маленькими глоточками.

– Зачем мы вообще делаем что-то?
– спросила она и стала

рядом, выглядывая на улицу. Сама предложила мне бутылку.

– Если бы я знал... Куда ты смотришь?

– Ищу звезды.

– Я влюблен! Сражен наповал, - вновь улыбнулся я.

– Дурацкие у тебя шуточки, - ответила Эрика. Потом схватила меня за ворот, притянула к себе и поцеловала. Запах ее духов, ударил по мозгам похлеще алкоголя, нежные губы приятно обжигали. Поцелуй получился на редкость страстным. И провалится мне на месте, но останавливаться на этом она точно не собирается.

– Стой красавица. Завтра я исчезну из твоей жизни навсегда.

– Ты говорил у тебя амнезия? Не беда. Создавай новые воспоминания!
– она снова подарила мне поцелуй. На этот раз короткий.
– Я хочу, чтобы ты меня запомнил.

Наверное, это мой рок, помнить прекрасных женщин, с которыми я мог бы быть счастлив.

Всегда хотел быть секретным агентом... Нет, не хотел. Хотел три Б.: бухла, бабла и баб. Опять вру. Спиртным я не злоупотребляю, деньги во главу стола не ставлю, а к женщинам отношусь уважительно. Но куда уж без всего этого? Да и мира во всем мире я не желаю. Не настолько злой, чтобы желать людям того, что они не хотят.

Память уже никогда не вернется ко мне, но я уверен, в прошлой жизни, судьба меня не баловала, так что в этой постараюсь урвать свой кусок. В этой придется немного побыть тайным агентом. Ради этого даже зубом пришлось пожертвовать. Хендриксон предупредил, что, если его выбьют, он меня сам убьет. Зуб был экспериментальной биоаналоговой видеокамерой и стоил как половина новенького эсминца. Но это еще фигня, а вот левую руку мне препарировали по-крупному. Зуб мне сменили с утра пораньше, а руку делали у татуировщика.

– Дай угадаю, эта фигня тоже жутко дорогая и экспериментальная?
– спросил я Хендриксона, когда он показал мне банку с чем-то отдаленно похожим на узкие ленты синих морских водорослей.

– Дорогая, но не экспериментальная. Мы пользуемся такими уже лет сорок.

– И что оно делает?

– Выводит из организма яды. Хозяина этого симбионта практически невозможно отравить. Можешь переставать свое противозачаточное пить.

– Тебя послать?

– Не понял.

– Никогда не поверю, что агент страдает короткой памятью. Ты прекрасно помнишь, что я пью таблетки от диареи.

– Что ж ты такой колючий? Я же пошутил.

–

В задницу такие шутки.
– Честно говоря, я просто нервничал.

– Руку.
– Вчерашний хьюм, он же сегодняшний дантист, хлопнул мне в предплечье бесконтактным шприцом.

– А синевласки сегодня не будет?

– Он свое вчера отработал.

– Надеюсь на это.
– Вчерашний ивари был гипнотизером. Он ставил мне какой-то ментальный блок, но из всего процесса я запомнил только наглую раздражающую улыбку.

– Сунь сюда.
– Хьюм подкатил к креслу узкий высокий ящик, похожий на пыточный аппарат. Собственно, для любого другого, он, наверное, не был страшным. Я с сомнением сунул руку в черный провал, по локоть. Щелкнуло. От неожиданности я дернул обратно. Не тут-то было. Аппарат держал руку крепко.
– Не дергайся.
– Подергаешься тут. Вон как зажало. Собственно, удерживающих руку пут я не чувствовал. Укол подействовал.

СБшник щелкнул крышкой и открыл рабочий монитор аппарата. После нескольких нажатий, комната наполнилась противным запахом горелых волосков, но все закончилось так же быстро, как и началось.

– Вынимай.

– Ты что с ней сделал, ублюдок!
– предплечье, красное, как рак, с сеткой жженых линий, теперь больше походило на кусок недожаренного на гриле стейка.

– Успокойся.
– Сбшник невозмутимо достал длинный лоток и выплеснул в него содержимое банки.
– Суй.
– Я и сунул. Куда мне было деваться.

Водоросли ожили. Словно учуяв горелую плоть, они обволокли мое предплечье. Я по-прежнему не чувствовал ничего. А водорослей становилось все меньше. Сначала я подумал, что они ужимаются, но после того, как возле запястья заметил вновь показавшиеся ожоги, понял, что они растворяются. Растворяются в моей коже! Жутковатое было зрелище. Даже аналогов не могу придумать.

– Да не бойся ты так, - успокоил меня Хендриксон.
– У нас такие же стоят.

И все же, проникновение симбионта не прошло бесследно. Прозрачная жидкость в лотке немного порозовела от выступающей из мелких ранок крови. Когда симбионт полностью втянулся, СБшник взял со стола бутылочку и капнул в раствор черную каплю. Черные разводы, не растворились в воде как чернила. Тьма поползла дальше. Ей понадобилось меньше минуты, чтобы заполнить весь лоток.

– Пошевели рукой... Вытягивай.

Шрамы на моей руке неожиданно сложились в угловатый орнамент черного цвета.

– А повеселей цвет нельзя было выбрать?

– Этот лучше всего маскирует воспаление.

– То есть тату у меня как прикрытие?

– Да. При нормальной имплантации, симбионт не оставляет следов. Ну и подсаживают его ближе к печени, сердцу или легким. В зависимости от специализации агента.