Целую ручки
Шрифт:
Антон перебил и спросил фамилию Лены. Для перевыполнения плана и ради дополнительного вознаграждения можно встретиться с матерью-одиночкой. Поскольку интервью подходило к концу, он уже не церемонился и обрывал Оксану Федоровну на полуслове.
— Скажите, а были у Игната в детстве какие-то прозвища, клички?
— Целую ручки! — вспомнила Оксана Федоровна.
— Чьи ручки? — не понял Антон.
— Игнат так говорил: «Целую ручки!»
— Девушкам?
— Нет, чаще парням.
— Чего-чего? — опешил Антон. — Поясните.
— Когда кого-нибудь посылал, например.
Задав
Жизненные пути Куститского и Оксаны Федоровны больше не пересекались, они не встречались и не перезванивались. Оксана Федоровна получала отрывочную информацию о первом муже от Лены, требовавшей у Игната помощи для больного ребенка.
Оксана и Лена познакомились, когда Игнат второй раз женился. Оксана подошла к Лене, гулявшей в парке с коляской.
— Мы теперь с тобой на равных, — улыбнулась Оксана, — две брошенки Игната, я его первая жена.
— Очень приятно, — растерянно произнесла Лена. — Собственно говоря, женой Игната я никогда не была.
Лена смотрела настороженно: интересы брошенных женщин ее не привлекали. Но Оксана вовсе не стремилась перемывать бывшему мужу косточки, объединяться по принципу «дружим против». Более того, никаких давних признаков ненависти к себе, разлучнице, Лена не увидела. Оксана говорила так, словно связь Игната с Леной была естественной и нормальной, без налета предательства. Оксана горячо осуждала Игната за то, что бросил Лену с ребенком, а за то, что ушел от нее, Оксаны, — нисколько. Это было глуповато, но мило и трогательно. Лена прониклась невольной симпатией к женщине, столь простой внешне и обладающей добрым сердцем.
Оксана жалела Лену, приносила ей детские вещички, забытые в раздевалке бассейна. Договаривалась со сторожем, и Лена приходила ночью плавать с девочкой в бассейне, разрабатывала ей ножки-ручки. Специальных групп для детей-инвалидов не открывали, а в обычной группе никто не хотел видеть уродливое создание. Да и не было у Лены лишних денег на абонемент в бассейн, на лекарства не хватало.
Антон незаметно выключил диктофон в кармане, поблагодарил Оксану Федоровну и стал прощаться. Тут как тут появился внучок и выразительно посмотрел на Антона.
— Вот вашему внуку на конфеты, — полез за бумажником Антон.
Как назло, сотенных купюр не было, несколько десяток и пятьсот рублей. Но не требовать же сдачи. Пришлось раскошелиться на полтысячи.
Часы показывали четверть одиннадцатого, когда Антон вернулся домой. Он решил позвонить Куститской.
— Открылись новые обстоятельства, — сообщил он, извинившись за поздний звонок и уверив, что первое интервью прошло отлично.
— Какие обстоятельства?
— До брака с Юлией Скворцовой у Игната Владимировича была связь с некоей Еленой Храпко. — Антон говорил с интонациями следователя, который отчитывается перед начальством. — От этой связи у них общий ребенок. Девочка. С рождения неизлечимо больная.
— Вот как? — протянула Полина Геннадьевна. —
— Вне всяких сомнений, — взял на себя смелость Антон. — Елена Храпко многие годы требовала с Игната Владимировича средства на лечение дочери.
— И он платил?
— Пока не знаю.
— Обязательно встретьтесь с этой Храпко! — приказным тоном велела Полина Геннадьевна.
— Но, возможно, откроются факты, которые не с лучшей стороны характеризуют вашего мужа.
— Меня интересует правда, вся правда, — в голосе вдовы звенел металл.
— Елена Храпко, вероятно, не захочет общаться со мной.
— Предложите ей денег.
— Сколько?
— Пятьсот долларов. Будет ломаться — тысячу долларов. Потом вам возмещу.
— Кстати, о дополнительных расходах. Чтобы найти подход к Оксане Федоровне, мне пришлось подкупить ее внука, потратиться на торт и конфеты. Понимаете, — зачастил, оправдываясь, врунишка, — когда на пороге человек с тортом, это располагает…
— Представите список дополнительных трат, — перебила Полина Геннадьевна. — Не мелочитесь. Вы хорошо сделали, что позвонили мне. И впредь держите в курсе. До свидания!
Она первой положила трубку.
— И наше вам с кисточкой, — сказал Антон.
До пяти утра он расшифровывал интервью с Оксаной Федоровной, то есть переносил на бумагу свои вопросы и ее ответы. В десять нужно было присутствовать на редакционной летучке. Только называется — летучка, полтора часа просидели. Антон поначалу клевал носом, а потом и вовсе заснул. Получил выговор, но газетные дела теперь его не сильно волновали. Впереди была свобода.
Мать-одиночка
Позвонив Елене Храпко, сославшись на Оксану Федоровну и представившись, Антон спросил ее отчество. Обращаться к немолодой женщине по имени было бы фамильярно.
— Елена Петровна. Мне говорила о вас Оксана, сказала, что Игнат умер. Какая-то жуткая история с чумой в Африке.
— Я хотел бы рассказать вам лично.
— Не вижу в этом необходимости.
— У меня есть поручение от Игната Владимировича, посмертная воля. Он просил передать вам деньги.
— Хорошо, приезжайте, — согласилась женщина.
Деньги, как водится, решали все.
Антон ожидал увидеть женщину замордованную, несчастную, бедную. С вечным укором в глазах, с ненавистью к тем, кто богат, беспечен, и к тем, кто много лет назад родил здорового ребенка, а теперь нянчит внуков. Словом, ухудшенный вариант Оксаны Федоровны, Но ему открыла дверь пожилая женщина без тени застарелой обиды на лице. И она была красива. Конечно, не так, как Куститская, никакой искусственной лакировки. Седая голова, и морщинок много. Потом, когда Елена Петровна несколько раз улыбнулась, ее морщинки становились заметнее, но они разбегались по краю лица, оставляя щеки с кожей бархатной белизны гладкими. Ее морщинки были добрыми, как у бабушки из старой киносказки. Паутинки морщинок окружали глаза пронзительного синего цвета. Казалось, что необычная синева обеспечивается миниатюрными фонариками, спрятанными за зрачком. Эти мудрые глаза видели человека насквозь.