Цемра
Шрифт:
Для него ночь всегда была другой: или зеленым маревом, когда он опускал на лицо очки, или черным небытием, когда он давал глазам отдохнуть. И умом он понимал, что это их ночь правильнее, исконнее, древнее. Но он отдал бы многое, лишь бы видеть ночь по-старому. Только вот его приборы остались лежать в карьере разбитым хламом — рядом с такой же сломанной и никому не нужной девушкой.
Артур заскрипел зубами, но тут же застонал от боли в поврежденных деснах.
— Че, жубки болят? — участливо осведомился Жека-хорек. — Шлушай, а ты так и не рашшказал,
— Она была девушкой моего друга, — неохотно ответил Артур и сплюнул сгусток крови под ноги.
— А, так это кента твоего телка была? — радостно обернулся Фофан, щеголявший в реквизированной у Артура теплой куртке.
— Ой, неудобно вышло, но она была неверна твоему кенту. Иногда по дешять раз в день неверна была, — деланно огорчился Жека.
Ублюдки хором заржали.
— А че порезал ее? — отсмеявшись, спросил Жека.
Артур, слишком занятый анализом повреждений в сломанных ребрах, не торопился отвечать.
— Слышь, тебе вопрос задали! — оплеуха Фофана не заставила себя ждать.
— От Червей вонью загораживался, — прошипел Артур.
— О, а пацан-то прошаренный! — восхитился Жека. — Хороший летун будет. Копченый обрадуется. Из-за Аньки-то Чувырло вечно капризничал. Бабские эти манеры… как там… Иштеричка! — вспомнил он.
— А, да у поселенцев сейчас и пацаны такие, одна пидоросня. Толи раньше бывало… — Фофан пустился в воспоминания, но Артур не слушал его.
«Из-за Аньки, он сказал. Значит, и вправду она».
В свое время они вошли в давешний лог, и бандиты потащили Артура на спину носферату. Он точно не запомнил, как оказался перед постаментом… алтарем? Что эти ублюдки собираются делать?
Удар в живот выбил из него дух. Бандиты налетели на парня и в одно мгновение раздели до гола, да растянули на постаменте.
— Слышь, Жека, чёй-то Чувырло его не берет? — ехидно спросил Фофан, тыкая в шею парню подхваченным с пола щупальцем.
— Та шпит, прошто не чует еще, — забеспокоился Жека.
— А может, он просто не летун? — осклабился главарь.
— Да летун он, летун, прошто надо проколы шделать, чтобы почуяло, — захныкал от ужаса коротышка.
В руках у него оказался узкий короткий ножик. Два других бандита дружно навалились на Артура так, что кости затрещали.
— Не бойся, шейчас комарик укусит, — заботливо предупредил Жека.
И потом мать-темнота, наконец, помогла бедному путнику — разум его утонул во мраке.
В себя Артур пришел не скоро. Щупальца чудовища множеством витков охватывали его конечности, сильно прижимая парня к постаменту. Внутри него, вызывая невыносимый зуд, из вонзившихся в плоть твердых наконечников прорастали белые волокна.
— Да, я же говорил! — раздался голос Жеки. — Чувырло приняло его.
— Ты че, самый умный? Ты думаешь, что умнее меня?! — завелся с пол-оборота Фофан.
— Нет, нет! — трусливый Жека опасливо отбежал на другую сторону постамента. — Это я прошто радуюсь, что не проотвечался!
— А, — засмеялся Фофан. — Значит, знаешь, чья власть, сука.
— Жнаю, жнаю. Ну вот, он теперь взлетит шкоро, а мы пойдем к людям, на других пошмотрим, да себя покажем, — товарищи охотно поддержали
— Жаль только, что у нас пилот, а не пилотка, — пробулькал безымянный детина. Оказывается, немым он не был.
— А хули нам, кабанам: что все движущееся ебать, что двигать все и ебать! — махнул рукой Фофан.
— А может он и пилотка. Зырьте, какой стручок маленький! Может, это не хуй, а… как его… кли… клиптор… клистир, — показал пальцем детина и закрутил лопоухой башкой, мол, заценили, какая шутка?
— Клитор, — поправил Жека. — А мы это шейчас проверим. Рашшкажем ему, как с Анькой-лярвой ражвлекались. Ешли у него не вштанет, то — пилотка! — бандиты опять засмеялись. Они вообще были веселыми ребятами, просто мало кто мог посмеяться вместе с ними.
— Подожди, я начну! — перехватил инициативу Фофан. — Значит так, идем мы с кентами на речку…
Чудовище содрогнулось.
— Бля, Чувырло просыпается. Быстро вниз, мужики! — скомандовал Фофан.
Бандиты исчезли быстрее, чем развеивается кошмарный сон. Артур не сразу заметил, что остался один. Он тоже почувствовал, что чудовище просыпается. Но почувствовал это раньше бандитов — в своей голове.
Черный склизкий язык, казалось, втек в его череп, раздвинул складки извилин, мыслей, чувств. С невыразимым омерзением парень понял, что это мысли чудовища — голодные, мрачные, абсолютно чужеродные. Его попытки отодвинуться, отстраниться, конечно, ни к чему не привели — чужая воля захватывала его разум, топтала память скользким боком, ранила чувства мерзкими образами.
Хуже того, кажется, парень начинал понимать эти мысли, точнее, какое-то их бледное отражение, доступное человеческому разуму. В черных потоках, заполонивших его череп, он услышал и отзвуки мыслей предыдущих «летунов» — длинной вереницы людей, предшествовавших ему на это жутком алтаре.
Они давали ему советы: все сразу, и в разнобой, булькая из тошнотворных нечистот, что заменяли чудовищу разум.
Артур в раздражении отмахнулся, забив фантомные голоса на дно черепа, и, взмахом крыльев доломав сухостой под собой, промыслил сразу в облака. Под ним плескалось море тьмы, где невыразимым человеческими словами чувством он видел своих глупых, но верных марионеток — они уже брели в направлении Угольного Мешка, где их дожидались еще двое коллег, тех, что были поумнее. Над облаками же… Ох, какие же люди глупые! Ничего не знают. Они как с писаной торбой носятся со своим жалким миром, даже не подозревая, что вся подоблачная земля — это лишь малая, незначительная часть истинного мироустройства.
Там, над облаками, в вечном танце ритмично работал совершенный механизм, состоящий из миллионов его неразумных крылатых собратьев. Но из суеверного чувства он не стал обращаться чувствами еще выше — хотя он и знал, что там, где должны быть Господа, сейчас зияла лишь пустота космоса, но все равно не хотел даже случайным взглядом призвать в мир своих создателей и повелителей. Ему и без них неплохо живется на вольных хлебах.
Артур резко очнулся и забился на постаменте.
«Что, блядь, за херня? Я что, управляю носферату?!» — он ожидал чего угодно, только не этого.