Цена будущего. Тем, кто хочет (вы)жить…
Шрифт:
Так действует всепоглощающий административный ресурс. Зачастую он используется для обозначения средств, которые могут быть мобилизованы органами исполнительно-распорядительной власти в целях воздействия на ход и результаты избирательных кампаний. Либо как те средства и возможности, которые позволяют создавать искусственные преференции в пользу тех или иных экономических субъектов, становясь при этом базой для извлечения так называемой административной ренты.
Иными словами, должности чиновника, депутата-лоббиста, министра с портфелем или без превращаются в товар. Причем подобные явления приобрели уже не эпизодический, а всеохватный характер. При этом политико-административная власть с соответствующим ресурсом начинает выступать в качестве товара для обмена на иные ресурсы и возможности, предметно и функционально никак не связанные с задачами государственного управления и развитием реальных демократических норм поведения. Речь идет о политико-административной ренте и коррупции в ее наиболее ярких формах. Коррупция как продажа своего властного места и управленческих полномочий в обмен на личные барыши.
Не спасает и сменяемость чиновного люда, так как созданная система работает без сбоев, и на место одного постаревшего и пополневшего дракона приходит более худой и молодой, но с еще большей прытью и рвением готовый исполнить миссию своего визави и «учителя» — вырывать куски «мяса» пожирнее.
Самый главный итог этих
Формируется желание не быть, а казаться мудрым руководителем. И если у самого не хватает знаний и опыта, то вновь все происходит по проверенной схеме: на каждый мало-мальски ответственный участок работ берется еще по одному дополнительному чиновнику, дабы подстраховать нерадивого, случайно или «по звонку» попавшего. Тем самым, депутат ли определенного уровня, губернатор ли или мэр подстраховываются по поводу своей же некомпетентности или же не особо высокого профессионализма своих подчиненных вот таким банальным способом. Руководитель постепенно перестает понимать, что является его Делом, и в итоге приходится работать не умением, а числом. Срабатывает закон Паркинсона: число чиновников растет независимо от объема работы. Но видимость работы еще надо умело создать и запаковать в красивую обертку. Именно поэтому в настоящее время, к примеру, в России чиновников больше, чем их было во всем СССР. А в Греции — на родине демократии, в которой фактически случился дефолт, государственная служба является главным хлебным местом, как, впрочем, во многих других странах. Получается, что вольготно себя чувствует не тот, кто своими руками или мозгами производит какой-то общественно значимый продукт, а чиновник, который его лишь как посредник перераспределяет в угоду собственным устремлениям. При этом куча аппаратных работников, вновь прибывающих в расположение несения государственной или муниципальной службы, пытаются всеми правдами и неправдами осуществить надлежащую поддержку не конкретному делу и реализации определенных актуальных задач, а политику, либо себе любимому. Кушатьто хочется. И много, да сытно. От пуза. Да не просто с маслом, а все больше не с икрой заморской, а со своей, с черной икоркой. Правда, запрещенной законодательно для промысла. Но это уже детали. Ведь если нельзя, но очень хочется, то все можно и приемлемо. Значит, по-чиновничьи законно и оправдано! Мажет утром бутерброд такой политик и думает, а как там народ? «Расползание» государства вширь и вглубь под предлогом выстраивания «вертикали власти», словно спрут, поглощает все мало-мальски живые элементы. Государственный монстр объективно стремится контролировать все и вся. И это одна из главных причин тотального роста коррупции в стране. Фактически сама система управления построена на коррупционной основе «сверху вниз». И без этих «подпорок» существовать не может. И мы такое государство должны холить и лелеять? Нас что же, власть совсем уже за пациентов психиатрической лечебницы держит? А может быть, это именно многие представители правящего класса нуждаются в услугах доктора для выявления расстройства в психике и постановке точного диагноза?
На уровне государственного управления, в том числе и на его самом высшем этаже, начинает формироваться сборище карьеристов из тех, кто может проплатить «входной билет», но кому необходима недюжинная армия обслуживающего его чиновничьего персонала. Главная же задача чиновника при таком политике и администраторе — угодить и удержаться любой ценой. В бюрократической системе подчиненному в принципе не обязателен профессионализм или знание дела. Нужно лишь изучить начальство и знать, что делать, чтобы ему понравиться. При этом каждый конкретный небольшой чиновник творит зла в сотни раз меньше, чем один большой. Однако в массе своей небольшие чиновники — это страшная сила, которая творит гораздо больше зла, чем весь Кремль, «Белый Дом» и их окрестности. Не случайно еще в ХIХ веке многие известные русские писатели и публицисты особое внимание уделяли проблеме засилья чиновничьего влияния. При этом и русский писатель Антон Чехов, например, в своем рассказе «Смерть чиновника» обличает не сильных мира сего, а именно «маленького» человека, сверх меры усердствующего в своем раболепии. В центре повествования борьба человека с самим собой, со своими холопскими страхами перед Господином или Чиновником. И что тогда можно считать нашими достижениями на пути ограничения бюрократического влияния за более чем вековую историю, в том числе включая внедрение в общественную практику демократических оснований? На поверку их оказывается чрезвычайно мало. Более того, доминирование решений «сверху», из одного центра выработки и принятия решений порой делает ненужными не только нижестоящие элементы с точки зрения проявления собственной активности и творчества, но и сводит на нет все гражданские инициативы. При формировании демократических условий важно именно деловое начало, нацеленность на результат и ответственность за его качественное выполнение. Важно, чтобы в обществе утвердилась делократия.
Безусловно, пересекающиеся между собой сферы политики и государственной деятельности фактически смыкаются и начинают представлять собой единое плоское пространство. Но причислить к субъективному миру политики практически всю государственную бюрократию, нивелировав тем самым различия между областями политического и административного — это противоречие со здравым смыслом. Может быть, это как раз сегодня мы и наблюдаем? Невозможно отнести к политическим субъектам милиционера, пожарного, налогового инспектора или представителя санитарно-эпидемиологической службы, хотя их принадлежность к государственным структурам очевидна. Но в том-то и дело, что подобное отождествление произошло. Причем происходит это даже не на основе формальных различий, а на чувственно-эмоциональном уровне. Не нужно проводить социологических опросов, чтобы понять, что отношение подавляющей части населения к чиновнику (без разбора его моральных качеств и профессиональных навыков) будет плевым. Вера в справедливого чиновника, который является реальным и полноправным участником демократического процесса, выглядит както наивно с точки зрения даже поверхностных наблюдений и информации, получаемой из СМИ и личного опыта. Равно как трудно поверить и в то, что конкретный чиновник вписан в реальный процесс управления, а не занимается просиживанием штанов
Порнократия
Россия сегодня — это «разгул» демократии, но демократии фальшивой, демократии чиновников органов управления и чиновников партийных, а не реально функционирующих партий и политических институтов, общественных организаций и гражданских инициатив. Фиговая демократия, даже не прикрытая от стыда листком, продажная, проституированная. Это «сверху». С другой стороны, «фиговая демократия» — это когда большинство населения держит фигу в кармане, то есть сложенные в определенную позицию три пальца в сторону власти. Фиговая, то есть пофигистская. И этим безразличием и усталостью пытается тоже воспользоваться власть во свое спасение. Сформировалась идеология и стратегия воровства, и для многих становится насущной задачей — какую тактику избрать для себя, чтобы влиться в общий процесс дележки общего пирога. Эта вертикаль власти — на самом деле, по меткому замечанию российского экономиста Михаила Делягина, вертикаль коррупции, без которой государство уже не может существовать, представляя собой колосс на глиняных ногах. А раз так, раз нет мастера, который исправит глину и обожжет горшки внутри страны, сразу находится куча вариантов, когда такие кормчие обнаруживаются вовне и начинают управлять податливыми, как пластилин, политиками и чиновниками по своему разумению и подобию. Под себя лепят глину и подставляют ему свои подпорки. Грозятся закрыть счета в офшорах или применить нормы «закона Магнитского», по которому прикрыть возможность пересечения границы ряду лиц, а значит, и доступ к своим банковским ячейкам. А что может быть страшнее для коррупционера, нежели лишение его своих богатств? За это не то что Родину, но и мать родную могут продать. Это как в рязановском художественном фильме советских времен «Гараж», в котором показана ситуация распределения мест в гаражном кооперативе. Один из актеров восклицает: «Я за гараж Родину продал!» Симптоматичная фраза.
Отсутствие подлинных политических институтов приводит к доминированию в социальном пространстве не законов, принципов и профессиональных качеств, а установок «телефонного права» и привычек типа того, что «у нас за все уплочено». В итоге на поверхность выходит не активное и всенародное обсуждение магистральных путей развития общества, а клановые дрязги. Клановый, закрытый характер власти, который приходится наблюдать сегодня, ведет к еще большему разрастанию бюрократических проявлений и поедания хилых ростков демократии. «Бюрократическая корпорация» оказывается обеспокоенной лишь тем, как ей продлить свое существование, сохраняя еще на определенное, желательно как можно более длительное время свой статус-кво. Чиновничество и власть при этом становятся выше закона и определенных ценностных ориентаций, проповедуемых всем обществом. Это ведь правящая группа, правительственные чиновники, как справедливо отмечает известный российский писатель Юрий Поляков в своей книге «Порнократия», в свое время на смену номенклатурному чиновнику привели номенклатурного миллиардера, назначаемого по тем же дружеским, семейным и клановым соображениям. И этот парадокс, когда мы, говоря об избранных, об элите, начинаем доказывать их несостоятельность и низменность устремлений, важно разобрать отдельно и глубоко.
Нарастание бюрократических факторов приводит к тому, что роль подковерных, неформальных процедур при принятии политических решений за последнее время усилилась вполне осязаемо. Это, в свою очередь, вновь выносит на повестку дня вопрос о степени бюрократического в целом и чиновничьего в частности влияния на весь ход общественного развития.
Противовесы в лице политических партий, различных общественных организаций, бизнеса нивелируются, ибо они сами зачастую оказываются созданными по «бюрократической кальке» и не входят в состав полноценных участников реального демократического процесса.
Что мы сегодня имеем, к примеру, в сфере партийного строительства как элемента политической системы, а значит, и одного из сегментов демократических построений? Одни партии продолжают «достройку капитализма», другие — сотый год подряд, в качестве «дохлой кошки», предлагают нам в упрощенном виде коммунистически-уравнительную теорию, третьи — носятся с социалистическими теориями, абстрактными идеями справедливости как с писаной торбой. И мало кто при этом задумывается о том, о чем, собственно, думают сами граждане и поддерживают ли они эти партийные изыски. Вот картина истинной партийной демократии, которая создана и функционирует. Таким образом, можно констатировать отсутствие в России реальных партийно-политических институтов как таковых. И это в стране, где отношение к партиям и парламенту в целом всегда было, мягко говоря, прохладным. Что же мы тогда насаждаем? Опять «играем в демократию». Иными словами: мы пытаемся вроде бы выстроить демократические устои, а на деле запускаем совершенно противоположные процессы. Известный русский философ Иван Ильин в 1951 году в своей работе «Предпосылки творческой демократии» отмечал опасность политического течения, которое назвал «фанатизмом формальной демократии». Он писал о фанатизме демократии, которая сводит все государственное устройство к форме всеобщего и равного голосования, отвлекаясь от качества человека и от внутреннего достоинства его намерений и целей, примиряясь со свободою злоумышления и предательства, сводя все дело к видимости «бюллетеня» и к арифметике голосов (количество). Да еще в нашем современном звучании можно акцентировать внимание и на том, как идет выявление количественного уровня голосов и соответствует ли он реальному волеизъявлению граждан. Масштабность нарушений на уровне подсчета голосов на выборах разного уровня бывает поистине фантастической. Ну и о какой тогда демократии можно вообще вести речь, если можно запросто своровать даже голос избирателя, а с ним и самое главное право гражданина — делать осознанный выбор и самостоятельно и ответственно выбирать свою судьбу?
Номенклатурный реванш
Демократия предполагает рост самостоятельности самих граждан. Если мы действительно говорим о демократии как власти народа. Не о той демократии понарошку, когда на самом деле правит монополия от имени народа. Монополия корпорации, тайной масонской ложи или конкретного политика. Монополия чиновника, чей номенклатурный принцип попадания на соответствующую должность вовсе не означает подтверждения его профессиональных и нравственных качеств. Такая, с позволения сказать, демократия, которая при легком дуновении ветерка начинает превращаться в свою прямую противоположность. Как сказал однажды Збигнев Бжезинский, «тоталитаризм — это, по существу, всего лишь доведенная до логического завершения демократия». Или, иными словами, доведенная до абсурда. Демократия, попавшая в монополистические сети и задушенная в объятиях этого «дракона».