Цена империи. Чистилище

Тарханов Влад

Терзала, терзала меня мыслишка, что надо предстать пред очи вновь избранного императора, вдруг вберут не Михаила? Константин или Николай, как старшие братья, имеют определенно большие права, не говоря о маленьком Михаиле Александровиче, а тут еще британские родственники могут напомнить о себе. Много кто может. Пасьянс получается настолько многофигурный, что сам черт ногу сломит. И всё-таки считаю, мне надо скорее с себя скинуть эту ношу. И пусть мне скажут, что я смалодушничал, но я иначе никак не могу. А посему следую к дворцу, в котором обитают Михайловичи. По словам доверенного человека, князь возвращается к девяти часам, не ранее, иногда и позднее того.

Я подхожу по набережной Фонтанки так, чтобы карета с великим князем была мне по дороге. По привычке, дойдя до Ново-Михайловского дворца, оглядываю площадь, оценивая обстановку. Не могу сказать, что она мне нравится. Вроде бы ничего необычного не вижу, две пары прилично одетых супругов, скорее всего, чиновников, несколько рабочих, которых полицейский просит отойти от подъезда подальше, оне и отходят к тумбе с афишами, о чем-то споря и жестикулируя, как-то хаотично передвигаясь. А вот эти два господина в штатском слишком похожи на агентов охранки, одеты одинаково, ведут себя слишком насторожено, нда-с, не серьезно. Видел я как работают охрана у серьезных господ, это же показуха какая-то, не говоря об этих напыщенных гвардейцах на входе со здоровенными дрынами, почему их не вооружили револьверами? Неужели сложно догадаться, что при нападении короткий ствол будет сподручнее? Или по уставам не положено?

Так господам террористам на уставы начхать, оне только рады будут, что противу них солдатик с винтовкой, которую надо снять, затвор передернуть, да еще умудриться прицелиться. Ах да, еще суметь при этом попасть куда-то… В общем, если бы я был народовольцем, то смог бы тут шороху наделать. Ну вот, чуть запаздываю… Карета промчалась, только что-то не то… Михаил-то вроде должен в блиндированной карете ездить, которую шестерка коней тянут, иначе никак… Ах, вот и она, а это кто из первой кареты выходит? Сыночек? Идет к карете отца, который уже вышел и разворачивается к сыну, черт, они сейчас в дом зайдут, и я не смогу в их разговор встрять, крайне невежливо получается, но… не ждать же другого раза? Да что это за чертовщина? Я как-то упустил тот момент, как рабочий запустил в карету саквояжем. Это потом понял, что он не видел, кто из кареты вышел, вот и отработал как задумано было, а не видел потому что их оттеснили к тумбе, вот и вышел угол слишком неудобный. На счастье, но саквояж попал тоже для метавшего неудачно — в лошадь, тут же раздался взрыв, меня мотнуло, приложив к ограде, но повезло только спину сильно зашиб, сумел даже подняться. Портфель отметил, рядом валяется, и тут же увидел, что князь и его сын лежат у стены замка, куда их вдавила взрывная волна, оба без сознания. Потом раздались выстрелы. Это гвардейцы, которые чудом не пострадали, стреляли в рабочих, которые швырнули бомбу в великого князя. Те тоже стреляли из револьверов, но как-то вяло и все мимо! А вот на солдатиков я зря грешил. Вот падает метнувший бомбу, вот еще один, но замечаю, что к князю подбегает высокий молодой человек с револьвером и кинжалом. Откуда он взялся? Так это же тот, что прогуливался тут с дамой… Черт подери! бросаюсь наперерез, успеваю достать револьвер, взвести курок, а господинчик уже у князя, стреляет, вроде бы попал, но в кого, сына или отца? Мне наплевать — стреляю два раза. Террорист складывается пополам, думаю, что не жилец. И тут вижу, как на меня нацеливается дуло револьвера. Что за хрень? Неужели гвардеец-поручик с бомбистами заодно. Не успеваю проститься с жизнью, как револьвер плюется огнем. Я остался жив! Оборачиваюсь! Про дамочку забыл! Зря я это, а тебе, поручик, спасибо! Дамочка роняет револьвер и как-то некрасиво скукоживается у ног павшей от взрыва лошади. Тут опять раздаются выстрелы. Да что это такое сегодня? Сколько их? Я и князья закрыты обломками кареты — досталось гвардейцам, понимаю, что сейчас я — последний рубеж обороны. А у меня четыре выстрела в запасе. А сколько врагов? Понятия не имею. Тут появляется рыжий такой в рабочей одежде, я стреляю навскидку. Удачно. Три патрона! ТРИ! Перезарядить не успею. Если что! А тут почти от ворот прорывается еще один с полным набором террориста-модника: револьвер в правой руке, а стилет в левой. Первый раз промахиваюсь, прилетает в ответ, но тоже мимо, бережет меня святая Ольга Пронская! Ложу точно двоечку в корпус, успевая рассмотреть. Как тело террориста заваливается назад, только стилет мелькает, по дуге уносясь куда-то за спину противника. И тут краем глаза ощущаю, что смотреть надо было бы в другую сторону. А это еще одна мамзель обошла обломки кареты и теперь смотрит на меня прицеливаясь. Б…дь это же сама… Понимая, что не смогу ответить, разворачиваюсь так, чтобы закрыть собой великого князя Михаила, бамц! Револьвер в руках дамочки глухо рявкает и что-то обжигает грудь. Вот и пришел тебе конец, Сергей! Еще разок, ежели не промажет, то… Банг! Это откуда-то сзади! И в груди дамочки расплывается красное пятно. Она смотрит на себя как-то удивленно, не понимая, что уже мертва, оседая безжизненной куклой…Ну вот, перестрелку с дамочкой проиграл! Поворачивая голову. Ба! Это стрелял Михаил Николаевич Романов лично… Он смотрит на меня, несколько удивленно. В глазах темнеет. Понимаю, что могу отправиться на небеса, успеваю прошептать:

— Портфель! Документы! Важно! Лично в руки!

И сознание окончательно покидает меня…

[1] Один из партийных псевдонимов Веры Засулич. В РИ Вера Ивановна в 1879-м году нелегально вернулась в Россию, примкнула к «Чёрному переделу», вновь ушла в эмиграцию в середине 1880 года.

Глава двадцать седьмая. Что ЭТО?

Глава двадцать седьмая

Что ЭТО?

Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец

23 февраля 1880 года

Пока ОЖИДАЕМОЕ постучится в дверь —

НЕПРЕДСКАЗУЕМОЕ с тобой уже распивает

дома чай

(народная мудрость)

В. кн. Михаил Николаевич (Конюхов)

Вот это да! Так вашу так и перерастак! Это что же, я своей рукой пристрелил саму Веру Засулич? Ну и вывороты истории! Как она тут вообще оказалась? Или это просто лицо схожое? Да нет, быть такого не может! А… б… как больно! Что это за время такое б…ское? Второй раз меня тут взрывают за неполные десять дней! Ну, сейчас приложило не так сильно, но опять-таки головой, которая, как известно, дело темное, врачеванию и изучению не подлежит. С уровнем современной медицины ни МРТ мне сделать ни рентгена на худой конец! Пропустят там разрыв сосуда — и прощавай, дорогой великий князюшко… Абидна! Как говорят в любимой моим телом Грузии. Вот же незадача. Выстрелил! И попал! Вообще-то тут прямо бои местного значения развернулись. А вообще-то получилось так: взрыв — меня унесло и впечатало в здание, я так понял, что сына бросило на меня, им и придавило. Поздоровкались! Я очнулся внезапно, сознание как бы вынырнуло из тьмы, да и был я без сознания не так уж и долго. Перед собою я увидел довольно крепкого мужчину среднего роста с простецким добрым лицом и окладистой бородой. Он был в партикулярном платье, но чувствовалась в нем офицерская выправка. Во всяком случае, револьвер в его руках лежал как влитой, да и стрелял сей господин более чем удачно. Я почувствовал, как пошевелился Николя, он застонал… понимая, что еще ничего не закончилось, я захотел заполучить какое-то оружие, но кроме наградного золотого оружия — неудобного палаша, который я еще и придавил телом, у меня под рукою ничего не было, да если бы и палаш, мне что, им в террористов метать? Ожидая, что они помрут от смеху? Но тут раздался еще один выстрел, тело «сына» дернулось, я попробовал его как-то повернуть, найти рану и прижать ее, остановить кровь и тут наткнулся на кобуру. Надо мной опять загавкал револьвер, но раскатов грома было несколько. Оружие уже легло в руку. Тут я увидел, что женщина с вытянутым овалом лица и довольно длинным носом, густыми черными бровями, похожая на полячку[1], хладнокровно целится в вашего покорного слугу, вот только тут получилось, что тот самый господин закрывает меня телом, давая возможность взвести тугой курок и поднять револьвер. Я из этих тяжелых дур не стрелял ни разу, но дамочка, которую я уже потом идентифицировал, как Веру Ивановну Засулич чуть замешкалась, может быть, ждала, когда тело падающего неизвестного откроет ей линию огня, чтобы уж наверняка, но никак не ожидала, что в нее попадут. А я-то смог, я попал! В грудь. Думаю, в сердце или около того, но выстрел был, несомненно, удачным для меня и смертельным для оппонентки. А вот господин, который меня спас, произнес, теряя сознание что-то про портфель, бумаги, лично в руки… Это уже потом, когда мне помогли подняться, я сумел обратить внимание на то, что невдалеке, у ограды канала

валялся кожаный портфель, довольно объемный, набитый бумагами. Я приказал доставить всех раненых в дом, куда вызвать лучших хирургов. Прибывшие жандармы разбирались с телами нападавших, вычислив из них одного, пока еще живого. Этого утащили в какую-то больницу где предстояла сложная операция. Охранка решила выйти на след заказчиков покушения. Любой ценой.

Ну и что теперь? Убил женщину. Да, это была самооборона. Но ведь это была выдающаяся для своего времени женщина! Хотя, с какой стороны посмотреть. Ведь начинала как террористка. Стреляла в Трепова, была оправдана судом присяжных! Невиданное дело для России, после чего император и повелел рассматривать дела террористов полевыми судами. Прошла путь от индивидуального террора к легальной борьбе за права рабочего класса, отрицала Октябрьскую революцию, в общем, была человеком интересным, но… ни малейшего угрызения совести я не почувствовал. Убил. Ну и что? Она стреляла, я стрелял. Меня лично больше устраивает то, что она погибла, а я нет. Падение самодержавия? От того, что я погибну? Какой бред! Вот только мне было интересно, кто это так подсуетился, что нашел почти последних из оставшихся на свободе питерских народовольцев и натравил их на мою нервную тушку? Опять-таки… что есть случай и его значение в истории: со мной был довольно миниатюрный пистолет, двуствольный Диллинджер, похожий по расположению стволов на тульские охотничьи ружья моего времени в миниатюре: один над другим, но я не мог к нему никак дотянуться — тело Николая мешало, но жизнь мне спас револьвер сына. Только бы он выжил! Черт подери всех этих бомбистов-террористов и их мать революционеров Британию в придачу!

Вскоре к месту события прибыли жандармские и полицейские чиновники. На Тимашеве лица не было. Я успел оказать хоть какую-то помощь Николя, а потом еще и раненому защитнику своему. Интересно, кто это и что за документы с собой нёс? Но сейчас не к спеху это… Появилась и супруга, которая и руководила эвакуацией и размещением пострадавших, спустившись в прихожую, на наше счастье, у нас оказался профессор Манассеин, которому я поручил возглавить медицинскую помощь пострадавшим.

Попросив шефа жандармов разбираться на месте, сообщил, что буду ждать его с докладом. А сам, поддерживаемый адъютантом, который еще и держал портфель неизвестного господина, направился к себе в кабинет, пообещав себе в который раз выкинуть из него всё лишнее… Перед тем, как войти в дом окидываю взглядом поле сражения… Ужас! Гвардеец добивает лошадей, которым досталось… кровь. Трупы убирают. Жандармы занимаются своим делом, грязным делом, скажу я вам. Полицейские в оцеплении, гвардейцы заняли посты при входе, теперь их в наружном охранении четверо плюс офицер. Обломки карет, правда, моя, блиндированная, не обломком, ее как-то смяло, но из-за того, что взрыв пришелся на первую карету — снесло в сторону, а если бы ею припечатало — я бы так легко не отделался… Опять-таки, повезло… А ведь тут была настоящая бойня! И то, что я выжил — истинное чудо! Неожиданно для себя перекрестился.

Не успел устроиться в кабинете и открыть тот странный секретный портфель, как в кабинет вбежала взволнованная супруга, и я услышал:

— Mein lieber! Es ist wichtig![2]

И что это такое произошло, что заставило драгоценную половину перейти на немецкий, Николай? Вроде же пришел в себя, а рана там такая — по ребру скользнула пуля… Нет, вряд ли… Врач только-только появился, да не один, нет, ничего оне не успели… Так что же? Поворачиваюсь, и без слов смотрю в глаза жены (ну да, теперь без кавычек).

— Sandro ist krank. Er ist sehr krank. Er hat den Versuch gesehen. Jetzt bewusstlos[3].

— Врач его осмотрел?

Она кивает в ответ.

— Идём! К Сандро.

Мы идем в покои сыновей.

Великая княгиня Ольга Федоровна

Я была уверена, что этот день не переживу. С утра я занималась делами детей, тем более, с приездом старшенького они снова все соберутся под одной крышей. Потом явилась Львова, старая сплетница, но все-таки бывшая фрейлина бывшей императрицы. Мы друг друга не переваривали, если можно сказать так русским словом. Странное выражение, как будто я императрицу варить должна была… У меня был хороший учитель русского языка, который объяснил, что некоторыми выражениями надо просто пользоваться, смысл будет мне непонятный, а когда попытаюсь разобраться, так не смогу, потому что сами русские в нём разобраться не смогут, эти Redewendungen[4] я в свое время заучила наизусть, хотя в семье считала, что мы можем общаться на немецком или французском. Но муж настоял, чтобы я хорошо знала русский, оказывается, он weit in die Zukunft geschaut[5]. Визит этот я рассматривала как пробу высшего света понять, как себя будет вести вероятная императрица. Я лично восприняла визит закованной в траур по государыне старухи как недобрый знак. Она говорила о какой-то ничего не значащей ерунде, на что получила мое полное согласие, но после ее визита сердце мое было испугано. Оно билось как птица в клетке. Меня очень заботит Сандро… мальчик как-то переменился, очень много сидит, уткнувшись в газеты и что-то пишет. Написанные листы прячет в стол, ящик которого закрывает на ключик. У меня, конечно же, есть ключи от всех замков и ящичков во дворце, но я не собираюсь подсматривать за его «работой». Сам все покажет и расскажет. Надо будет постараться от нестись к этому серьезно. Мало ли что в его возрасте может прийти в голову. Как ни странно, но купание в зимней воде прошло для его организма ohne b"ose[6]. Я передала записку доктору с приглашением, чтобы он еще раз осмотрел Сандро, да и Алекс в последние дни стал покашливать, хотя его комната самая теплая во дворце. Он пришел в восемь вечера, и мы сразу же отправились к Алексею. Младшенький был слаб. Профессор выслушал его, стучал по телу пальцами, прислушиваясь к чему-то, известному только лишь ему, смотрел язык сыночка, долго щупал пульс, когда же он стал выписывать рецепт, раздался страшный взрыв…

Первым делом я бросилась к выходу, но еще на лестнице была остановлена начальником охраны, он обратил мое внимание на выстрелы, выхватив револьвер, и остался поджидать подбегающих гвардейцев. Солдаты щелкали затворами винтовок, минуты не прошло, как они выбежали на улицу. Вот только для меня сия минута была длиннее всей моей жизни. Я уже понимала, что это Михель мог вернутся из Госсовета и покушение было, скорее всего, на него… Я рвалась наружу, но тут послышался окрик со второго этажа, слуги пытались закрыть окна, скорее всего, но тут я четко услышала: «Доктора!», и помчалась на второй, понимая, что тут мое место, надо успеть помочь, разобраться с тем, что произошло. Когда я подбежала к комнате Сандро, около которой крутились слуги, я увидела моего мальчика, лежавшего на кушетке без сознания. Около него хлопотал Афанасий, дворецкий, это он орал, призывая лекаря, знал, что тот есть в доме. Мое сердце, которое уже итак болело от предчувствия беды, стало ныть и болеть совершенно невыносимо. Проклятие рода Романовых, на которое мне намекала одна немецкая графиня, теперь становилось предо мной во весь рост… Я могла потерять мужа! Я могла потерять сына! На этом фоне тот факт, что я могу не стать императрицей заботил меня менее всего. Потерять ребенка? Я этого не могла бы пережить! Но тут прибежал Манассеин.

— Вячеслав Аксентьевич, что с сыном? — Спросила Ольга, как только профессор закончил беглый осмотр подростка.

— Ваше императорское высочество! Ничего страшного я не вижу. По всей видимости, во время взрыва ребенок был у окна. Князя отбросило взрывной волной, он ударился головой, там от удара haemathoma, извините, ваше императорское высочество, шишка, небольшая. Скорее, нервное потрясение стало причиной того, что ваш сын потерял сознание. Удар не должен был вызвать Gehirnersch"utterung[7]. Я так думаю. Впрочем, только наблюдение и покой! Совершенный покой — это самое ценное лечение в данный момент. Холодные компрессы на голову — но это только сегодня, чтобы опухоль спала. Большая угроза была от осколков, но тут ваш сын родился под счастливой звездой. На шее неглубокая царапина. Сейчас принесут мой саквояж, я ее обработаю, приведу ребенка в сознание, ничего страшного не случится… А вы пока что выпейте.