Цена измены. Вернуть жену
Шрифт:
Идя по тропинки, я все еще чувствовала взгляд Германа. Он никуд не уезжал. Ждал. В теле назревало напряжение. И я начала задаваться вопросом о том, почему он все еще здесь? Почему не уехал? Меня так и тянуло обернуться, посмотреть на него, но я упрямо шла вперед. Не прислушивалась к своим желаниям.
Я уже подошла к крыльцу, когда в доме внезапно загорелся свет.
Тусклая лампочка вспыхнула в коридоре. Бледно-желтый луч света, проникая сквозь щели в дверь, ложился ровными полосками на снег.
Через минуту она открылась с грохотом. Резко. На пороге появился отец.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять для чего он вышел на улицу.
В домашних штанах с растянутыми коленками и неопределённого цвета майкой, он замер с оттянутой резинкой штанов на поясе.
– О та на! Ты где заблудилась-то? – щурясь, покачиваясь, как маятник из стороны в сторону, задал глупый вопрос отец.
Отвернулась и сморщилась. Как же все это мерзко. Хочется сплюнуть застрявшие нехорошие на кончике языка слова.
– А я смотрю тебе лучше стало? – произношу сквозь зубы. – Где мама?
– Где, где? В Караганде, – показывает беззубый рот. – О, а там хто? Муженек твой, я надеюсь?
Отец, перехватывая косяк пальцами, держится. Выходит на крыльцо.
Я делаю пару шагов в сторону, потому как не могу определить, что у него в голове.
– Ты дашь мне пройти? – цежу сквозь зубы.
Мне становится совсем стремно от того, что Герман все еще стоит на дороге и ему приходится наблюдать за всем этим представлением.
– Да иди, я что тебе мешаю, – пожимает папаша плечами, еле переплюнув через губу. – И к матери не лезь. Спит она.
Кидает он мне в спину, когда я уже оказываюсь на пороге. По позвоночнику пробегает холодок.
Я пулей забегаю в дом. У меня в груди от нехорошего предчувствия сердце сжимается в комок.
Я первым же делом заглядываю на кухню. Включаю свет. Взгляд цепляется за пустую бутылку, куски хлеба и грязную посуду в тазу.
Мне хватает мгновения, чтобы оказаться у маленького помещения. Спальни родителей.
В комнате сумерки, но этого света из кухни достаточно для того, чтобы увидеть маму.
– Мам, – зову её, – мам!
И только когда она никак не реагирует, захожу в спальню и, подойдя к кровати, трясу ее за плечо: – Мама!
Но ответа нет. Страх сковывает меня.
– Я же сказал, не трогать ее, – внезапный рык за спиной заставляет меня вздрогнуть.
Резко поворачиваюсь и застываю на месте, когда натыкаюсь на яростный взгляд отца.
Опускаю глаза и замечаю в его руках ремень.
– Ты что задумал?
Вместо ответа хлесткий, молниеносный удар разрубает воздух. Вскидываю руки, чтобы защитить лицо, но громко вскрикиваю, потому как не успеваю.
Боль, будто острие ножа, рассекает кожу.
–
Слезы обжигающими дорожками потекли по щекам и по пальцам. Перемешались с алой кровью, окрасили кожу в красный цвет.
– Ты болен!? Ты у этого человека работаешь!? Может уже хватит пить?! Совсем мозгов нет?! – выкрикиваю сквозь слезы. – Что с мамой? Почему она не просыпается?!
Взгляд отца становится безумным.
А у меня от страха сжимается все внутри, когда он делает шаг ко мне и, снова заносит руку для удара.
Хоть отец и тщедушный, но все же справиться с ним, да еще в таком состоянии, мне вряд ли удастся.
Я делаю шаг назад:
– Не смей! Пожалеешь! – кричу и зажмурившись закрываюсь от нового удара.
– Бл*ть! – выдает отец, и следом слышу глухой звук и вновь его хриплый голос: – Да кто ты такой!?
Распахиваю глаза, и тут же хочется закрыть их обратно, но вместо этого просто стою прилипнув лопатками к стене, не в силах пошевелиться.
В дверном проеме, занимая собой все пространство и даже больше, стоит Герман. Отец лежит на полу, держится за голову, а совсем рядом с ним валяется ремень.
Под разъяренным взглядом мужчины и от осознания того, что больше мне ничего не угрожает, стряхивая оцепенение, прихожу в себя.
– Маме плохо. Она без сознания, – произношу на полувздохе и повернувшись к маме присаживаюсь рядом с ней, прислушиваюсь к ее дыханию.
– Что ты болтаешь? – сипит отец. – Она спит.
– Как давно? – неестественно хриплый голос мужчины пробирается под кожу, колит.
– Откуда я знаю? – пожимаю плечами, а от волнения кожу покрывает испариной, когда слышу равномерное дыхание родительницы.
– Валер!? Давно жена спит!? – толкая небрежно носком ботинка в бок отца, спрашивает Герман, а я вдруг понимаю, что мне отца совсем не жалко.
– Герман Степанович? – удивленно, кряхтя поворачивает голову отец. – Это и правда вы…
– Нет, мать твою, не я! Отвечай, как давно Ирина в отключке?
– Я… не знаю, может час или два назад легла. Я не помню. Не знаю?!
В это время, пока идет диалог между мужчинами, я пытаюсь достучаться до мамы, но все безрезультатно.
– Надо вызывать скорую, – говорю дрожащим голосом. То что мама не просыпается это очень плохо. Распрямляясь, смотрю на отца: – Есть аптечка?
На несколько секунд наступает тишина , а потому мужчина отрицательно качает головой.
– Твою мать, – цедит Герман сквозь зубы и перешагивая через свернувшегося на полу калачиком отца, подходит ближе. – Возьми ее документы. Сами ее отвезем. В такое время скорая не поедет.