Цена манильской сигары
Шрифт:
В XIX веке баронг шили из тонкой хлопчатобумажной ткани, полотна или шелка. На сорочках появились воротнички, и они уже застегивались впереди на пуговицы. Позднее к сорочкам стали пришивать кружева. Таким образом, баронг приобретал ярко выраженный европейский вид. Состоятельные филиппинцы начали носить поверх все еще длинного баронга сюртук наподобие «наполеоновского» И тем не менее эта рубаха оставалась очень широкой. Она должна была быть такой, несмотря на жесткие правила европейской моды: этого требовали, во-первых, жаркий климат, и, во-вторых, как сказал мне портной, желание большинства филиппинцев казаться выше, больше, шире в плечах, одним словом, быть «как испанцы». Чем просторнее
С начала XX века, после захвата Филиппин Соединенными Штатами, начало усиливаться влияние американцев. Стали входить в моду белые костюмы из материала, напоминающего акулью кожу, фраки как официальная вечерняя одежда, разнообразные жилеты и т. п. Баронг на время забыли. Однако патриоты, приверженцы национальных традиций постарались вернуть ему былую популярность. Усилия не пропали даром. С пятидесятых годов баронг снова входит в моду. Теперь его стали украшать разнообразными вышивками с геометрическими узорами, что сохраняется и поныне.
Мишель Карпентье из Парижского дома моделей, долгое время проживший на Филиппинах, внес свой вклад в создание различных силуэтов баронга. Он сделал его (с помощью вытачек) уже, ввел более плотные манжеты, резче обозначил воротничок. Он также изобрел пиджак «а ля баронг», который шили из того же материала, что и сорочку. Однако наиболее популярный современный баронг, по мнению еженедельника «Уикенд», создан филиппинцем Эдгардо Акино и получил название «нового республиканского баронга».
Баронг носят филиппинцы; он пользуется успехом и у европейцев. Его можно видеть всегда и везде — на официальных встречах и в повседневной жизни, на пожилых и молодых — навыпуск и просто заправленным в джинсы. Правда, защитники традиций не согласны с подобным способом ношения национальной одежды, считая, что баронг следует надевать лишь в особо торжественных случаях. Однако многие другого мнения.
— Зачем же я буду целый день париться в синтетической рубашке, — удивляется парикмахер, — и держать свою любимую рубаху, в которой хорошо дышится и прохладно, для особого случая? Да и где он, этот особый случай? Не так уж их много в моей жизни: свадьба, крестины или выпускные экзамены детей — вот и все.
Баронг любят священники (они сами его носят и хотят видеть в нем своих прихожан), профессора университетов, учителя, водители, официанты, артисты — словом, все. И, возможно, даже именно потому, что это истинно филиппинская одежда. В баронге филиппинец не только чувствует себя удобно (это, как мы убедились, немаловажно), но и демонстрирует свою национальную принадлежность, а, кроме того, в белоснежной сорочке он выглядит опрятно и красиво.
Баронг любит и молодежь, правда, иной раз она носит его не так, как этого хотели бы представители старшего поколения. По моде, установленной популярным эстрадным певцом Энтони Кастело, — заправляют в брюки или джинсы… Энтони Кастело на концертах появляется только в баронге. Шьет ему эти сорочки знаменитый модельер Данило Франко, дизайн их самый разнообразный, так же как и вышивки, — на рубашках певца увидишь и знаменитый манильский закат, и птичек, и экзотические цветы.
Многие модельеры также считают, что далеко не всякий филиппинец умеет правильно носить баронг. Эдгара до Акино говорит, что следует постоянно воспитывать молодых людей, прививать им вкус к красивой одежде. Он сердится, когда видит, что баронг надет не на майку или закатаны рукава. Порой он не сдерживается и говорит кому-нибудь, кто небрежно обошелся с баронгом: «Баронг-тагалог — наш национальный костюм, и к нему следует относиться с уважением»[6].
РЕМЕСЛЕННИК:
Счастливой стороной судьба обернулась не только к баронгу, сохранив его для филиппинцев, но и к некоторым традиционным ремеслам: резьбе по дереву, плетению, собиранию морских раковин. По данным статистики, на Филиппинах в зависимости от времени года пять-восемь миллионов человек занято в домашней промышленности. Ее называют даже «одним из столпов экономики республики». С этим нельзя не согласиться, если учесть, что в отдельные годы казна получает до трехсот миллионов долларов в виде налогов на экспортную выручку кустарей.
Мы посетили одну из мастерских, занимающихся производством традиционных шляп из волокна дерева бури, принадлежащих филиппинцу Педро Кабунгкалу. С производством меня познакомил его сын и правая рука — Хосе Кабунгкал.
— Вот наш главный цех, — с гордостью сказал он, когда мы приблизились к небольшому двухэтажному зданию.
Нас поразила мертвая тишина, царящая внутри помещения. За столом в полумраке сидели мастерицы. Молча, не отрывая глаз от изделия, они быстро и ловко придавали ему элегантный вид. Меж столами прохаживался усатый мастер. Он доходил до больших круглых часов, поворачивался, шел к распятию Иисуса Христа, снова поворот. Ровно в одиннадцать удар деревянным молотком. Перерыв!
Такого множества шляп я никогда не видел. Одни сложены в гигантские стопки, другие еще сохли. Был, понедельник, и их только что привезли из четырех деревень. В каждой над заказом компании «Лукбан хэтс энд хэндикрафтс инк» трудятся в перерывах между работой в поле пятьдесят семей, то есть минимум четыреста человек. За продукцией едут в пятницу, заодно отвозят надомникам очередную порцию сырья, а также деньги — крестьяне обычно просят дать им хоть какой-нибудь аванс. В цехе шляпу доводят до нужной кондиции. Делают работу пятнадцать человек, в основном женщины. Трудятся они в этом полутемном и жарком помещении (даже во дворе при 32 градусах прохладнее) восемь часов с короткими перерывами.
— Мы процветаем, — улыбается г-н Кабунгкал.
Неплохо идут дела и у сотен других, таких же как он, бизнесменов: налоги не очень обременительны, транспортировка сырья и изделий не дорога. А труд? Дешевле, пожалуй, и не бывает: крестьянину за шляпу платят два песо (у рабочего в среднем получается немногим больше), а в столичном магазине она продается за пятьдесят-семьдесят пять песо.
Кроме дешевого труда на кустарное производство «работают» и другие, не менее важные факторы. Государство увидело в людях, подобных Кабунгкалу, некоего посредника, способного одновременно использовать и примитивный труд крестьянина, и труд городского рабочего. Таким образом, создается цепь, которая служит основой довольно устойчивого и достаточно гибкого хозяйственного механизма, дающего крестьянину дополнительные средства, способные спасти от разорения, и тем самым привязывает его к деревне. Одновременно происходит укрепление прослойки местных бизнесменов.
Не последнюю роль в поддержке домашней промышленности и ремесленничества сыграли патриотически настроенные филиппинцы, которые занимают важные посты в государственном аппарате, известные деятели культуры, видные литераторы и журналисты. В популярности плетеных кресел, успехе абажуров, вышивки, носящих неповторимые черты самобытного искусства, они видят утверждение национального самосознания. В свою очередь, филиппинские мастера почувствовали себя увереннее, когда их родина обрела политическую независимость. Возникли дополнительные возможности показать всем свой товар лицом.