Цена мира
Шрифт:
Едва за ней закрылись двери, она бросилась на кровать и в голос разрыдалась.
К моменту церемонии определенная торжественность все-таки появилась. С утра в покои Линетты доставили свадебное платье, — пышное, роскошное, из золотой парчи и шелка банановых пауков. Несмотря на то, что в той спешке, в какой проходила подготовка к свадьбе, портной никак не мог снять с неё мерки, платье пришлось практически идеально впору. В первый момент её это обрадовало. Во второй — обеспокоило.
Как-то не очень уютно было думать
К собору невесту доставили в закрытой карете, не демонстрируя её простонародью. Однако когда ворота открылись, она смогла позволить себе свои пять минут славы, о каких мечтает каждая женщина.
Собор был огромен. Линетта знала, что главный эормингский собор в Аскании превосходит размером иные замки. Сводчатый, расписной потолок терялся в вышине, и казалось, был настолько высок, что не всякий лучник смог бы поразить его стрелой. В узорах на потолке преобладали бело-голубые тона, и глядя на него, несложно было представить, что находишься под открытым небом.
Ниже располагались витражные стекла, сквозь которые, красиво преломляясь, наполнял залу солнечный свет. Как-то странно дисгармонировали с общей светлой атмосферой храма сюжеты витражей, — любимая эормингами история того, как их бог освободил человечества от рабства у Седьмого. Изображали витражи страдания вторых сыновей, нагруженных непосильной работой; кажущееся счастье третьих, что должны были окончить жизнь ради могущества первых. Изображали они и ужасных демонов, пожиравших непокорных, и восстание, кровопролитные сражения, в которых был свергнут Зверь.
Никогда не думала Линетта, что будет выходить замуж под изображениями чьей-то смерти. В Данаане традиции были иными. Там свадьба всегда проходила на открытом воздухе. У священного ручья разжигался ритуальный костер; босыми ногами ступали жених и невеста на землю, открывая свои тела всем ветрам. Четыре стихии — четыре бога — становились свидетелями того, как двое вручают себя Встречающему, чтобы привести новую жизнь, и Провожающей, чтобы уйти бок о бок.
Линетта вновь перевела взгляд на потолок, расписанный в бело-голубых цветах, и постаралась убедить себя, что это небо.
Почти получилось.
Робея против своей воли, ступила она на ковровую дорожку насыщенного цвета индиго, ведшую от ворот к алтарю. Сейчас она могла рассмотреть собравшихся, и несмотря на простор головного собора, осознала со всей отчетливостью, что здесь собрался весь цвет асканийской знати. Хеленды, эдлинги и кесеры, а также их свита, без которой не мог обойтись ни один уважающий себя дворянин.
Издалека увидела Линетта и своего несостоявшегося жениха — короля Аскании Бей’Этельберта. Она опознала его сразу; не только потому что видела ранее на портрете, но и потому что кроме первосвященника, он был единственный с покрытой головой.
Носить шляпу в присутствии короля было редкой привилегией, даруемой лишь за особые заслуги.
Король Этельберт был высок, статен и тонок в кости. У него были мягкие, приятные
Почти достигнув алтаря, увидела Линетта и еще одно знакомое лицо в толпе. Почему-то показалось ей, что в ореховых глазах хеленда Бранда отражается печаль и сожаление. Из-за того, что она выходит замуж? Из-за того, ЗА КОГО она выходит замуж? Или просто потому что в последний раз они расстались на такой неприятной ноте, и больше уже никогда не смогут объясниться и все исправить?
Неважно. Ничто не важно.
Принцесса перевела взгляд на своего жениха.
Перевела — и тут же почувствовала, как холод страха сковывает её тело. Синие глаза едва заметно мерцали, воскрешая в памяти кошмарную ночь возле замка Мозаль.
«Это не человек!» — стучала в голове паническая мысль.
«Чудовище! Демон! Нечисть лесная! Гость холодный!»
Кесер Ар’Ингвар не уступал ростом брату, но в отличие от него, был жилистым и поджарым, как гончая. Острые скулы оттеняли выбритые до синевы щеки. Синевой же отливала и вороная распущенная грива до лопаток, и каким-то шестым чувством Линетта поняла, что это не краска.
Одет он был, как и подобало жениху в традициях Аскании, в белый камзол, который ему совершенно не шел. Даже более того, казалось, что сама идея одеть в белое этого человека отдавала насмешкой на грани святотатства.
— Вы обворожительны, миледи, — заверил кесер, и глубокий голос его как будто гипнотизировал, обволакивая и сковывая волю.
Как в кошмарном сне Линетта смотрела, как он берет её руку в свою и чувственно прикасается губами к запястью.
Выдавить из себя поощрительную улыбку, подобающую леди, ей не удалось.
— Отец Бернар, — не отрывая взгляда от принцессы, сказал кесер, — Обвенчайте нас.
Он даже не пытался сделать вид, что говорит с почтительности, какую подобает проявлять перед человеком бога. Он не пытался делать вид, что просит.
Он приказывал.
Первосвященник, крепкий старик лет шестидесяти, одетый в алую мантию и округлую шапочку, не стал возражать по поводу обращения. Спокойным голосом со сдержанной торжественностью он объявил:
— Да будет явлен знак всем людям и богам! В этот час, под небесами Божьими и на земле Людской, мы собрались, чтобы свидетельствовать союз двух сердец.
По его знаку один из служителей вложил в его руку серебряный скипетр с навершием в виде треугольника. Линетта знала, что по традиции эормингов в церемониях должно использоваться копье, символизирующее любимое оружие самого Эормуна. Но высшее духовенство понятие копья трактует очень вольно, и им достаточно, чтобы у церемониального оружия были древко и наконечник.