Цена молчания
Шрифт:
– Я не знаю, что сказать... – выдохнул Роман.
– Тогда зачем ты пришел?
Ольга видела, что он немного растерян, и это было удивительно. Непробиваемому гению пера, вечно державшему себя в руках, тоже оказались не чужды человеческие слабости.
– Ты нужна мне.
Островский никогда и никому не говорил подобных слов. Он вообще никогда не был в подобных ситуациях, не знал, что сказать обиженной женщине, как ее успокоить.
– Трахать
– Зачем ты так? – сквозь зубы процедил Роман. – Я пытаюсь извиниться, сказать, что люблю тебя...
– А хватит ли нам нашей любви?
Он не пропустил то, что она сказала «нашей», а не «твоей», и понял, что чувства его взаимны. Всего лишь надо сделать огранку и вставить их в оправу. Они оба не знали, как стоить отношения, что делать с незнакомыми чувствами. Люди, привыкшие быть одинокими и наслаждающие своим одиночеством.
Роман сделал шаг к Ольге, обхватил лицо ладонями и ответил:
– Мы справимся.
– Как? Мы живем в разных городах...
– Ты переедешь ко мне, – сказал Роман.
Ольга оттолкнула его и зло бросила:
– Значит, ты за меня уже все решил? А если я не хочу никуда уезжать?
– Не кипятись. Давай мы сейчас поедем в гостиницу и все решим.
– Я даже знаю, каким образом ты станешь меня уговаривать. Нет, не получится. Уехал в первый раз, ничего не сказав, уедешь и сейчас.
– Ребенок... – Роман запнулся.
– Опять хочешь спросить, чей он? – Ольга уже перешла на крик.
Островский молчал. Это было недоверием? Между ними вновь возводилась невидимая стена, и маленькое подобие отношений, которые сейчас пытался выстроить Роман, могло быть разрушено неправильным словом...
Глава 17
– Давай мы не будем выяснять отношения в подъезде твоего бывшего, – наконец сказал Роман. – И почему ты в халате?
– Ты переводишь тему, – усмехнулась Ольга. – Но все, что надо было, я поняла.
Еще один гвоздь прокрутился в сердце, и наступило полное равнодушие и безразличие ко всему происходящему.
– Что?! Что ты поняла?! – вышел из себя Роман и впечатал кулак в стену.
Его раздражала и злила реакция Ольги. Он делал шаг навстречу, а она как будто изо всех сил старалась его оттолкнуть. Островский не произнес вслух слова о ребенке, потому что сам не мог еще до конца осознать этот факт. Он никогда не задумывался о детях, и пока не сказал словосочетание «мой ребенок», беременность Ольги казалась чем-то ненастоящим, эфемерным. Как будто этого и не было вовсе. Им бы сначала друг с другом разобраться, что получалось из рук вон плохо, а потом уже думать о ребенке. Но у судьбы оказались другие планы.
– У меня, конечно, милые соседи, но слушать ваши крики ни у кого терпения не хватит, – приоткрыв дверь, не выдержал Олег и, повернувшись
Роман понял, что проигрывал. Проигрывал режиссеру с его заботой, умением найти правильные слова и знал, что пора уходить. Сегодня они к консенсусу не придут. Слишком все на эмоциях, а злость могла сыграть только против Островского – он не один раз уже это проходил.
– Я завтра позвоню, и мы все обсудим. Договорились? – спросил Роман, заглянув Ольге в глаза. Там было пусто – вакуум, из которого, как воздух, выкачали все эмоции.
Она кивнула и молча скрылась за дверью, Самойлов был более любезен и даже соизволил попрощаться. Островский почувствовал, как новая волна чего-то неизвестного поднимается в груди. Ярость? Не похоже. Бессилие? Вряд ли. Это была ревность, с которой Роману раньше не приходилось сталкиваться, на которую он, казалось, не был способен. Хотелось познакомить лицо режиссера со своим кулаком, схватить Ольгу в охапку и увезти. Но она бы не поняла, не простила, снова выпустила свои колючки, поэтому действовать придется по-другому…
Утро началось с телефонного звонка. Роман схватился в надежде за телефон, думая, что это Ольга, но Москва на связи спутала все его планы на сегодняшний день.
– Роман Сергеевич? – вежливо поинтересовались на том конце провода.
– Да.
– Это из издательства…
Ольга даже не помнила, как вчера уснула. Олег не отпустил ее ночью и в мокрой одежде домой, гостеприимно предложив остаться. Но у нее даже сил не было куда-то ехать, кажется, уснула она, едва дойдя до дивана.
Первый солнечный луч почти летнего яркого солнца пробился сквозь тонкую полоску между шторами, попав Ольге на лицо. Она повернулась на другой бок, чтобы спрятаться от надоедливого света и от неожиданности чуть не упала с дивана. Рядом мирно спал Олег. Под другим одеялом, целомудренно одетый, но рядом.
Ольга поначалу ничего не поняла, но потом вспомнила, что вторая комната в его квартире была отведена только для работы. Кабинет, как он это называл. Откинулась обратно на подушку и улыбнулась, глядя на известного режиссера, так мирно посапывающего. Хотелось провести рукой по чуть взъерошенным светлым волосам, дотронуться до носа, который Олег так мило морщил во сне, но сразу накатила мысль о Романе. Вчера было эмоциональное выгорание, а сегодня стало больно. Боль была почти физической где-то в районе сердца. Но… он же обещал позвонить.
Ни один из голубых глаз со странными вкраплениями орехового цвета на самой границе радужки не открылся, но Олег сказал:
– И что мы пялимся?
– Ничего, – ответила Ольга, поднимаясь. – Идем кофе пить. Или чай.
Он позвонил. Позвонил и сказал:
– Мне срочно надо уехать в Москву. Но я вернусь, и мы поговорим.
И потянулись дни в этом томительном ожидании. Олег уехал в Сибирь на съемки, у Наташи завал на работе – тошно. Ольга успела за неделю сделать план сценария нового фильма и отослать Олегу. Он прислал сообщение: «Это круто».