Цена недоверия (Два шага в Бездну)
Шрифт:
Дарсан. Предатель.
Вернулся. Жив.
Сволочь, ненавижу...
– Айон, кто... где мы?
Его руки дрогнули, я это точно ощутила. Жаль не видно лица. Конечно, вряд ли на нем отразятся истинные эмоции, но хоть что-нибудь да я увижу.
– В пещере.
– Что?
– мне показалось я ослышалась.
– Где?
– В пещере.
И тут до меня окончательно дошло.
– Какая в Бездну пещера, я рожаю!!!
– Не злись, милая. В том и смыл. Так надо.
–
– Дернулась, но тут же утихла почувствовав новую боль, теперь более сильную.
– Нет, подожди, не пускай! Сейчас же неси меня назад, в Бирюзовый! Мама, скажет... Мама? Мама! Где она?!
– Осталась снаружи, с Омаэлем.
– Что?!
– Не кричи так, Андарран волнуется. Не вертись, он идет прямо за нами. Да не вертись же!
Его рык слился с еще одним приступом боли, заставив замереть в его руках. Какое-то время я осмысливала события, смутно надеясь, что это сон, но чем больше времени проходило, чем чаще становились приступы боли, тем отчетливее я понимала - это не сон, не бред. Я действительно в пещере, куда меня зачем-то притащил предавший консорт, и, кажется, сейчас рожу.
– Айон, мне больно.
Мне показалось, или он вправду поцеловал меня в макушку?
– Потерпи, милая. Тут ничего не поделаешь, я не могу дать тебе лекарство.
– Но почему?
– Ты должна быть в сознании.
– Что? Бездна! Для чего?
– Ты увидишь.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем пещера расширилась, и послышался плеск воды. Боль стала почти постоянной, я не обращала внимания ни на что вокруг, но из отрывков увиденного, поняла, что это грот, достаточно большой, чтобы Андарран, несший в пасти какие-то свертки зачем-то устроился, свернувшись клубком и подобрав крылья, вдоль стены.
Дарсан запалил несколько ламп, расстелил рядом с драконьим боком какие-то ткани в несколько слоев, потом перенес меня на них. Помялся, прежде чем стянуть с меня больничную одежду, но проделал быстро аккуратно и это.
Я подозревала ответ, но не спросить не смогла.
– Зачем это?
Не отвлекаясь от сортировки бинтов и полотенец, он ответил:
– Будем рожать.
Ради Эмифи, от своей короткой, никчёмной, бесполезной и небогатой на сюрпризы жизнью я ожидала всего чего угодно, но уж точно, уж точно не этого.
– Ты серьезно?
– с отчаянием пропищала.
– Более чем.
Андарран молчал, и не двигался, Дарсан таскал воду из ручья, судя по звуку, текшего где-то в этой же пещере, но мне невидимого; а новые более сильные схватки все чаще заставляли меня вскрикивать, вцепляясь пальцами в ткань, на которой я лежала.
Драконово крыло с шелестом легло слева от меня, и я благодарно схватилась одной рукой за его теплый
Бездна! Я думала, что раньше было больно? Нет. Больно стало ТЕПЕРЬ.
Дальнейшее слилось в один черно-красный калейдоскоп: я орала от боли, потом пыталась вдохнуть побольше воздуха, чтобы не задохнуться, а потом снова орала. И так было до того как... в общем, когда ребенок начал выходить я подумала, что умираю.
Дарсан говорил мне что-то, иногда кричал, поворачивал меня с боку на бок, снова говорил.
Я не слышу, мне больно, больно!
Бездна, заберите меня кто-нибудь из этого кошмара, не хочу, я не могу я просто не могу, поймите...
Дарсан, скотина, что ты делаешь?! Мне больно! Убери руки... Ай!
Мама, мамочка, пожалуйста... Пожалуйста!..
МАМА!!!
А потом пещеру наполнил новый звук: чей-то крик, громкий и противный, так кричал в детстве Амори...
Ребенок?
Родился?
– Это девочка, - лицо Дарсана, мокрое и бледное, возникло надо мной словно из ниоткуда, на грудь он аккуратно положил нечто окровавленное, завернутое в слои ткани. Эти белые волосы... Ему не идет.
– Не расслабляйся, рожаем послед.
– Чего?
– еле хватило сил выдохнуть.
– Давай!
И новый круг кошмара, только теперь словно подернутый слоем пепла; и чего-то не хватало. Левая рука все еще сжимала крыло Андаррана, но чешуя была ледяной.
Неживой.
И дыхания, мерного ритма, вдохов-выдохов, шуршания движущихся чешуек - не было.
От ужаса я заорала что есть мочи, и кажется, снова отключилась.
Перед открытыми глазами встало рассветное небо, уши уловили нежные воркования матери, а под ухом билось чье-то сердце, а пах этот кто-то лимоном. Омаэль?
Я вывернулась из его рук, отвернулась от плеча на котором покоилась моя голова, чтобы успеть увидеть, как знакомая до боли спина укрытая растрепанными белыми прядями частично окровавленными скрывается в темном проеме пещеры. Несколько мгновений и...
И грянуло землетрясение.
Грохот стоял невыносимый, сама основа мира дрожала, и от этой дрожи рушились скалы, катились камни, размером втрое больше человека... Хаос.
– Омаэль, ты видишь их?
– кричала моя мать. Она сидела у входа в пещеру, в грязи и пыли, с горящей лампой у ног и от ее былого великолепия не осталось и следа: платье разорвано, превращено в грязные лохмотья, мало скрывающие от чужих глаз, волосы сбились, макияж растекся, ногти обломаны, но она, не обращая на это никакого внимания, горбилась над свертком, лежащим на коленях, защищая его.