Цена нелюбви
Шрифт:
Марлин отказался от блеклого названия своего триллера «Внеклассная работа» ради «Плохого мальчика», более энергичного и напомнившего мне о тебе. Ты, бывало, говорил о легком задании по поиску места для рекламы: «Я за пару часов прикончу этого плохого мальчика».Ты применял это выражение ко всему, кроме нашего сына.
К кому обращался Джек Марлин, и так понятно. Звездой был Кевин. Марлин наверняка получил согласие Клаверака, ибо вперемешку с фотографиями душераздирающих последствий — грудами цветов перед спортивным залом, мемориальной службой, городскими собраниями под девизом «Больше никогда» — транслировалось эксклюзивное интервью
Оставаясь за кадром, Марлин задавал вопросы почтительно, почти ласково, как будто не хотел спугнуть Кевина. Когда мне удалось сосредоточиться, Марлин осторожно спрашивал, не считает ли Кевин, что входит в крохотный процент потребителей прозака, у которых наблюдается острая несовместимость с этим лекарством.
Кевин уже к шести годам осознал, как важно придерживаться первоначальной версии.
«— Ну, я определенно стал чувствовать себя немного странно.
— Однако, согласно и «Медицинскому журналу Новой Англии», и «Ланцету», случайная связь между прозаком и манией убийства чисто умозрительна. Не думаешь ли ты, что дальнейшие исследования...
Кевин остановил его, подняв руку.
— Я не врач. Эту линию защиты придумал мой адвокат, и он знал, что делал. Я сказал, что чувствовал себя немного странно. Однако я не ищу здесь оправданий. Я не виню какой-то сатанинский культ, или глупую подружку, или громилу, обозвавшего меня педерастом. Одно из свойств этой страны, которые я ненавижу, — недостаток ответственности.Все, что американцы делают очень плохо, они обязательно валят на кого-то другого. Лично я отвечаю за то, что сделал. Это только моя вина.
— Что ты скажешь о сексуальных домогательствах? Может, они оскорбили твои чувства?
— Я не отрицаю домогательств. Но черт побери, это ничтопо сравнению с тем, что происходит здесь».
(Последовало интервью с Викки Пагорски. Она яростно опровергала обвинения, но, конечно, и слишком вялое возмущение показалось бы столь же инкриминирующим, поэтому победа ей не светила. И уж точно ей следовало что-то сделать со своими непослушными волосами).
«— Кевин, можем ли мы немного поговорить о твоих родителях? — спросил Марлин.
Кевин закинул руки за голову.
— Валяйте.
— Твой отец... ты с ним ладил или ссорился?
— Мистер Пластик? — Кевин презрительно фыркнул. — Я был бы счастлив, если бы мог с ним ссориться. Нет, все было тип-топ. Сосиски в тесте и газировка. Но знаете, сплошная фальшивка. «Кев, давай-ка сходим в Музей естественной истории. У них там сногсшибательная экспозиция!»Со своими фантазиями о «Малой Лиге» он застрял в пятидесятых. Я слышал: «Люблю тебя, приятель!»—и думал: «С кем ты разговариваешь, парень?»Какой смысл в отцовской «любви», если он понятия не имеет, кто ты такой? Что
— А как насчет твоей матери?
— А что о ней? — огрызнулся Кевин, хотя до сих пор держался вполне дружелюбно.
— Ну, ей предъявили гражданский иск за родительскую небрежность...
— Полная чушь, — вяло заметил Кевин. — Если честно, гнусный авантюризм. Еще одно качество американцев — требование компенсации. Не успеешь оглянуться, как старикашки начнут судиться с правительством за то, что постарели, а дети начнут привлекать к суду мамаш, потерявших красоту. Я считаю, что жизнь — дерьмо, чем дальше, тем хуже. Просто адвокаты знали, что мамси богата, а корова Вулфорд никак не может смириться с плохими новостями».
В этот момент камера повернулась на девяносто градусов, сфокусировавшись на единственном украшении помещения, прилепленном над койкой. Это была моя фотография с заломами; ее явно складывали так, чтобы сунуть в карман или бумажник. Господи, амстердамский снимок, исчезнувший, когда родилась Селия. А я была уверена, что Кевин разорвал его на мелкие клочки.
«— Признали родительскую небрежность или нет, но, может, твоя мать уделяла тебе слишком мало внимания?..
— Оставьте в покое мою мать. — Этот резкий, угрожающий тон был мне незнаком. — Если вам интересна правда, психиатры пытались заставить меня очернить эту женщину, и мне это поднадоело.
Марлин перестроился:
— Можно ли назвать ваши отношения близкими?
— Вы знаете, что она путешествовала по всему свету? Вряд ли вы назовете хоть одну страну, из которой она не привезла бы футболку. Она основала собственную компанию. Зайдите в любой книжный магазин и увидите ее путеводители. Вонючие иностранные свалкив «На одном крыле»! Я заходил в «Барнз энд нобил» в молле только для того, чтобы посмотреть на все эти книжки. Очень клево.
— Так не думаешь ли ты, что она могла бы...
— Послушайте, может, я и подонок, может, и она в некотором роде подонок, значит, мы квиты. Во всем остальном это мое личное дело, ясно? Так мало личногоосталось в этой стране. Или я должен сказать вам, какого цвета мои трусы? Следующий вопрос.
— Кевин, думаю, остался только один вопрос... главный вопрос. Почему ты это сделал?»
Я сразу поняла, что Кевин к этому готовился. Он выдержал театральную паузу, скинул ноги со стула. Оперся локтями о колени, отвернулся от Марлина и заговорил прямо в камеру:
«— Ладно. Дело вот в чем. Ты просыпаешься, ты смотришьтелевизор, ты садишься в машину и слушаешьрадио. Ты выполняешь свою мелкую работу или учишься в своей маленькой школе, но ты не услышишь об этом в шестичасовых новостях. На самом деле ничего не происходит.Ты читаешьгазету или — если любишь — читаешь книгу, только это все равно что наблюдать за чем-то, еще более скучным. Ты весь вечер смотришьтелевизор или, может, выходишь из дома, чтобы посмотретькино, и, может, раздается телефонный звонок, и ты разговариваешь с друзьями о том, что виделиони. И знаете, это меня так достало, что я начал замечать, чем занимаются люди в телевизоре. Половину времени они смотряттелевизор. А если завязался романчик в кинофильме? Что они делают? Идут в кино.Все эти люди, Марлин, что они смотрят?