Цена нелюбви
Шрифт:
— Лучше повтори ее слова так точно, как запомнил.
— Ладно, вы сами напросились. — Кевин сделал глубокий вдох. — Она хотела знать, видел ли я когда-нибудь конский пенис.Какой он большой. И все это время я чувствовал себя... странно. Тревожно. А она положила ладонь на мою... э... ширинку. И поглаживала через джинсы. И я очень смутился из-за всех этих разговоров. Я... немного возбудился.
— Ты имеешь в виду эрекцию, — сурово констатировал Стрикланд.
— Послушайте, я что, должен продолжать? —
— Если можешь, то лучше бы закончить эту историю.
Кевин уставился в потолок, скрестил ноги, забарабанил носком правой кроссовки по носку левой.
— Ну, я сказал: «Мисс Пагорски, может, мы займемся этой сценой в другой раз, потому что мне уже пора». Я не знал, что сказать о ее руке, поэтому говорил, что, может, надо прекратить,что я хочу прекратить,что я должен идти. Потому что мне это казалось неправильным, и вы понимаете, она мне нравится, но не такнравится. Она могла бы быть моей матерью или что-то вроде.
— Давай-ка проясним, — сказал Стрикланд. — Юридически это очень важно, потому что ты несовершеннолетний. Но кроме того, что тебе всего пятнадцать лет, это были нежелательные заигрывания,правильно?
— Ну да. Она некрасивая.
Пагорски вздрогнула. Так дергается маленький зверек, когда в него, уже мертвого, стреляют из пистолета большого калибра.
— Итак, она не прекратила? — спросил Стрикланд.
— Нет, сэр. Она начала тереть вверх-вниз по джинсам, приговаривая: «Иисусе...» Я прошу прощения, мистер Стрикланд, но вы сами просили... Она сказала, что каждый раз, как она видит лошадиный пенис, ей хочется его сосать. И вот тогда я...
— Извергнул семя.
Кевин опустил голову и снова уставился на свои колени.
— Да. Это было ужасно. Я просто выбежал из класса. После этого я пару раз прогулял ее уроки, но потом я вернулся и постарался вести себя как ни в чем не бывало, потому что не хотел испортить среднюю оценку.
— Как испортить? — пробормотала я. — Получить еще одно«хорошо»?
Ты бросил на меня мрачный взгляд.
— Я знаю, как тебе было нелегко, Кевин, и мы хотим поблагодарить тебя за сотрудничество. Теперь иди на свое место.
— Можно мне сесть с родителями? — попросил он.
— Посиди пока с другими мальчиками. Возможно, нам придется задать тебе еще несколько вопросов. Я уверен, твои родители гордятся тобой.
Кевин поплелся на свой насест со стыдливым видом... отличный штрих. В помещении воцарилась мертвая тишина. Родители посматривали друг на друга и качали головами. Это был прекрасный спектакль. Не могу притворяться, что он не произвел на меня впечатление.
Но тут я перевела взгляд на Викки Пагорски. В начале показаний Кевина она как-то сдавленно попискивала или открывала рот от изумления, но, когда все закончилось, ей было не до притворства, а ведь она преподавала театральное
Стрикланд повернулся к ней с отчужденным видом:
— Мисс Пагорски, вы утверждаете, что ничего подобного никогда не происходило.
— Да... — Она откашлялась. — Верно.
— Вы представляете, почему Кевину пришло в голову рассказать такую историю, если это неправда?
— Нет. Я не понимаю. Класс Кевина необычайно талантлив, и я думала, что нам всем очень весело. Я уделяла много индивидуального внимания...
— Похоже, что у Кевина проблема именно с индивидуальным вниманием.
— Я со всеми учащимися занимаюсь индивидуально!
— О, мисс Пагорски, будем надеяться, что нет, — печально сказал Стрикланд. Раздались смешки. — Далее вы заявляете, что неприглашали Кевина остаться после уроков?
— Отдельно нет. Я объявила всему классу, что, если они хотят после уроков репетировать в моем кабинете, я предоставлю им такую возможность.
— Значит, вы все-таки пригласили Кевина остаться после уроков. — Пагорски быстро и бессвязно залепетала, но это Стрикланда не остановило. — Вы когда-либо восхищались внешностью Кевина?
— Возможно, я что-то говорила о поразительных чертах его лица, да. Я пытаюсь внушить своим учащимся уверенность...
— Как насчет декламации «с помощью диафрагмы»? Вы это говорили?
— Ну да...
— И вы клали вашу ладонь на его грудь, чтобы показать, где находится диафрагма?
— Возможно, но я никогдане касалась его...
— Или ниже спины, когда «улучшали» его осанку?
— Возможно. Он горбится, и это разрушает его...
— Как насчет отрывка из «Коня»? Его предложил Кевин?
— Я порекомендовала.
— Почему не из «Нашего города» или Нила Саймона, не таких скабрезных?
— Я пытаюсь найти пьесу, близкую учащимся, в которой говорится о том, что для них важно...
— О сексе.
— Ну, среди прочего, конечно... — Она разволновалась.
— Вы называли содержание этой пьесы эротичным?
— Может быть, возможно, да! Я думала, что драма о подростковой сексуальности и вызываемом ею замешательстве близка...
— Мисс Пагорски, вас лично интересует подростковая сексуальность?
— А кого нет? — воскликнула она. (Кто-то должен был одернуть бедняжку. Уж очень настойчиво она рыла себе могилу). — Но «Конь» не откровенно эротичен, это всего лишь символизм...
— Символизм, который вы жаждали объяснить. И вы говорили о конях с Кевином?
— Конечно, пьеса...
— Вы говорили о жеребцах, мисс Пагорски.
— Ну, мы обсуждали, почему они стали повсеместными символами половой потенции...
— И что же делает их такими символами?
— Ну, они мускулистые и очень красивые. И сильные, и ловкие...