Цена расплаты
Шрифт:
Его слова были именно теми, что я сам говорил себе снова и снова, но последовать им было невозможно. Сдаваться – не было частью моей натуры, и я не собирался сдаваться.
— Знаешь, я не могу этого сделать, — сказал я, ощущая какую-то грусть от его увещевания. Если бы я был способен сдаваться, то мне бы не пришлось терпеть и половины тех страданий, через которые я сейчас проходил. Но опять-таки, в таком случае у меня не было бы и не единого шанса стать ниндзя.
— И, кроме того, а что если ты это сделаешь, и тебе не понравится?
Я пожал плечами.
—
— Ну а если… если тебе все же понравится?
Я снова пожал плечами.
— В таком случае мне тем более будет еще проще это проделать.
Ирука уставился на меня в изумлении. Я надеялся, что он не будет думать обо мне плохо, но если бы такое произошло, то я бы его понял, хотя мне было бы чертовски больно. Он прервал напряженную ситуацию, улыбнувшись, и как только напряжение спало, я выдохнул, не осознавая, что все это время задерживал дыхание.
— Ты неисправим, Наруто.
— Да, это я, — кивнул я, чувствуя себя все еще слишком испуганным, чтобы вернуться в свою квартиру. – Мммм…
— Тебе ведь не хочется возвращаться туда, верно?
— Нет, пока нет, — пробормотал я.
Ирука взглянул на часы.
— Ну, мне пора идти. Уже девять, и Хана, скорее всего, уже ждет меня.
Хана была сестрой Кибы. Это была вызывающая удивление связь, за которой, должен признаться, было забавно наблюдать. Ирука больше ничего не сказал, потому что знал, как я терпеть не могу советы на прощанье. Или может быть потому, что я уже принял решение.
— Ирука, мне всегда было интересно… если одна из ее собак лизнет тебя в задницу, когда вы двое этим занимаетесь, будет ли это считаться сексом на троих?
Он замигал, и я увидел, как он пытается прокрутить мои слова у себя в уме. Я оскалился, как придурок, в широкой улыбке, когда до него дошло, и он покраснел.
— Наруто! – Ирука выглядел несколько встревоженным и упавшим духом, что только усилило мое веселье.
Я вскочил со скамейки и припустил к своей квартире, помахав на прощание моему потрясенному другу.
— Ты сам это сказал, Ирука. Я – неисправим, — я закудахтал от смеха перед тем, как прыгнуть на ближайшую крышу.
Я обнаружил, что обхожу квартал несколько раз, перед тем, как остановиться перед своей квартирой. Свет был выключен, но каким-то образом я чувствовал, что он ждет внутри. Мне не хотелось подниматься туда и принимать вынужденное решение.
Когда я нашел местечко на качелях, в парке перед своей квартирой, я не мог не вспомнить, что Джирайя как-то сказал мне. Это было вскоре после того, как он взял меня в бордель, чтобы я выбрал свою первую женщину на мое шестнадцатилетие. Он посчитал необходимым инициировать меня во вступление в ряды зрелых мужчин, не знаю, почему, он так поступил, да я и не позаботился его спросить. После я провел три часа, выбирая себе женщину, а он не давал мне принять поспешное решение… нет, я должен был сидеть на диване и смотреть, как они, как на параде, строем проходили передо мной. Должно быть, это была самая постыдная вещь, которую я когда-либо испытывал в своей
— Ты не можешь принимать поспешных решений, сынок. Ты должен научиться ценить красоту во всех ее формах и размерах. То, что ты только что пережил, было лишь слабый намек на разнообразие цветов, в которые ты можешь обмакнуть свою кисть.
Поэтично, да, но абсолютно вульгарно.
— Попробуй их все. Найди цвета, которые больше всего тебе нравятся, но не рисуй только этими цветами. Тебе необходимо внести немного разнообразия, чтобы оттенить те цвета, которые ты любишь. Это позволит тебе понять, как сильно ты их ценишь.
Я не совсем понимал тогда, о чем он мне толковал, и не понимал, имел ли он в виду определенный тип ситуации, но, думаю, я начал его понимать. Если применить его аналогию к тому, что я собирался сделать, то я собирался взять уголь и добавить его к картине, написанной масляными красками.
Квартира была темной, но не пустой. Даже не пытаясь, я почувствовал его, сидящим на диване. Он был в обычной джоуйнинской униформе: камуфляжном жилете, хитае, темно-синих штанах, черной рубашке. Его взгляд был уже прикован к моему, и я мог видеть его глаза, которые сверкали в темноте. Некоторые не осознавали этого, но глаза Саске, из-за шарингана, имели тенденцию светиться в темноте, как кошачьи. Особенно тогда, когда раздражение охватывало его целиком, точно так, как сейчас, я был в этом уверен. Я знал, что он думает, закипая от гнева. Никто не заставит Учиху ждать. Ну, что-же, мои поздравления.
Я щелчком включил свет, решая не обращать внимания на его присутствие после того, как встретился с ним взглядом в темноте. Мне нужен был глоток воды, соленый бульон от рамена заставлял меня ощущать жажду. Попив, я прошел в свою спальню и собрал чистую одежду, надеть после душа. Позаботился о том, чтобы запереть дверь ванной на защелку, и позволил теплой воде катиться по мне до тех пор, пока она не стала очень холодной. Я знал, что дверь не удержит его, если у него появится желание войти внутрь, но также знал и то, что он был слишком гордым, чтобы выбивать дверь, чтобы получить желаемое.
У меня были годы опыта в обращении с последним Учихой, и за это время я стал по-настоящему хорош в нажимании нужных кнопок и манипулировании его чувствами. Саске ни за что не среагирует на приманку, которой болтают прямо перед его носом потому, что это может послужить доказательством его нетерпения заполучить желаемое. Это извращенное чувство гордости проистекало от того, что он всегда получал желаемое, стоило только ему захотеть. Почему я раздразнивал льва? Большей частью потому, что мог, а еще возможно потому, что и он тоже размахивал приманкой перед моим носом и знал, что для меня было слишком, чтобы сопротивляться соблазну.
Я вышел из ванной, вставая на пороге и ощущая теплый пар на своей спине. На мне были пижамные штаны и черная майка. Полотенце висело вокруг моей шеи, делая ворот майки слегка мокрым.
Саске стоял в конце коридора с руками, скрещенными на груди. За время своего ожидания он сбросил свой камуфляжный жилет, и теперь был одет только в черную рубашку, белые протекторы на предплечьях и привычную сетчатую майку. Я мог видеть, как перекатываются его мускулы под тугой тканью его майки. У него была подвеска – кончик куная, которым он убил своего брата, что висела у него на шее, а еще его обычные темно-синие штаны, бандажи на лодыжках, что были обернуты также и на подъемах ступней.