Цена светлой крови
Шрифт:
– Не первый век мы изучаем небесную сферу. В последние десятилетия - с помощью совершенных приборов и мощных мелгов, - произнес историк.
– Составлены каталоги звезд, отчасти изучены условия на Внутренних и Внешних Мирах, люди поднялись над атмосферой и побывали на Луне... Почему же лишь сейчас мы обнаружили эти устройства? Чужие спутники, что вращаются около нашей планеты неведомо сколько лет... может быть, сотни или тысячи... Почему мы не нашли их давным давно?
Прости, Рикар, но это мнение дилетанта, - возразил астроном.
– Чтобы увидеть крохотный объект, даже в ближнем к планете пространетве, надо правильно нацелить Око, то есть ишь его координаты в любой момент ночи и дня. Поиск же неизвестных тел сводится к тому, что
– И что теперь?
– молвил целитель Ират.
– Мы сообщим об этом всем мудрецам нашего мира и всем правителям? Напишем в Листы Новостей? Разошлем информацию по сети?
Цонкиди-ако сделал знак отрицания.
– Нет, Ират, никаких скоропалительных решений! Сначала будет проверка - в обсерваториях «Семпоала», «Нортхольм», «Небесные Горы» и других. Потом отправим данные в Очаг Великой Пустоты. Вдруг они пожелают увидеть эти объекты своими глазами... До них гораздо ближе, чем до Луны и Внешнего Одисса.
О’Паха и Амус одновременно кивнули - кажется, этот план не вызвал у них возражений. Остальные, кто словом, кто жестом, гоже выразили одобрение. Появился Грза с новым кувшином пива, но Джумин покачал головой. Стемнело. В широкие окна веранды глядела луна, мерцала россыпь звезд, и слабый ветерок, налетевший с гор, покачивал вывеску над харчевней - чучело нестрого керравао.
– Нельзя, чтобы об этом открытии услышали чужие уши, - наконец произнес Джумин.
– Будем, друзья, соблюдать осторожность, ибо камень истины тяжел, а тень ее длинна и очень заметна. А сейчас...
– Он поглядел на пустое блюдо.
– Сейчас нам лучше разойтись. Дыню мы съели, пиво выпили, новости узнали... Самое время прогуляться и поразмыслить в тишине.
– Да будет с нами милость Шестерых!
– сказал Сайлис и поднялся.
– Все в их руках!
– отозвались семеро мужчин.
Это было данью традиции. Кроме Сайлиса Пиладкастронеры никто из них не верил в богов.
* * *
Ират и Джумин Поло шли по безлюдной темной набережной. Здесь, у самого океана, воздух был прохладен и свеж, горный ветер приносил запахи сосен, что росли на скалах в изобилии, и их смолистый пряный дух смешивался с солеными морскими ароматами. Слева от дороги, выложенной серой гранитной плиткой, тихо шептались волны, справа маячили силуэты невысоких домов, обычно двухэтажных: внизу - лавка, мастерская или кабачок, наверху - жилой хоган. Южный Куат был тихим городком, где спать ложились не позже заката.
В Сеннаме, стране скотоводов и сельских усадеб, крупных поселений насчитывалось немного, десятка три или четыре. Самым значительным были Большие Башни, столица, где обитал сагамор, возведенная в эпоху Второго Средневековья в северных степях, вдали от побережья. Со временем связи с другими странами и неизбежная эмиграция в Риканну и Лизир привели к развитию морской торговли, и на океанеком берегу, У залива Чиапа, встал портовый город, к которому приложили руку арсоланцы, ибо в Сеннаме не имелось искусных строителей. Рука солнечной державы была щедра: пролились золотые дожди, арсоланские умельцы обустроили верфь и гавань, сложили стены крепости, украсили город дворцами и садами, и сенамитам это не стоило даже дырки от атлийского чейни.
Платой стали союзный договор и право вербовать наемников в Сеннаме, тех бесстрашных бойцов, что через сорок лет спасли Инкалу от полного уничтожения. Что до портового города, то его назвали Че Куатом - в честь сагамора, правившего Арсола- ной в годы строительства.
Спустя какое-то время уроженцы Че Куата, первые из сеннамитских мореходов, подались на юг. Те места ни у кого не вызывали интереса, в том числе и у кейтабцев, плававших везде и всюду, от
Пролив оказался кладбищем шо-камов, гигантских морских змеев, приплывавших сюда умирать. Редкие и очень опасные твари; может, один из тысячи кораблей встречал подобное чудовище, а встретив, спешил убраться прочь. Знали об их повадках немногое, но было известно, что одряхлевший шо-кам, предчувствуя кончину, выбрасывается на берег в определенном месте. Первое такое кладбище нашли на северо- западе Лизира, второе - на Дальнем материке, а в Проливе было третье, самое обширное. На берегах - горы костей и черепов, огромные скелеты, чешуя, клыки длиною в руку и мириады муравьев, пожиравших плоть шо-камов... Счастливая находка! Кость шла на всевозможные поделки, черепа считались экзотической диковиной, клыки и зубы - ювелирным материалом, но особенно ценилась чешуя, не уступавшая прочностью броне. Так что мореходы сперва разбили лагерь рядом с кладбищем, затем возникло поселение добытчиков и, наконец, городок на океанеком берегу. Сеннамиты, не отличавшиеся фантазией, назвали его Южным Куатом, а порт у залива Чиапа потерял приставку «че» и сделался Куатом Северным.
С течением лет оказалось, что в Куате превосходный климат, не жаркий, но и не холодный, воздух чист, прозрачен и полезен для здоровья, в горах есть целебные источники, а почва, если добавить к ней перегной из кухонных отбросов, рождает невиданной сочности дыни. И потянулся сюда всякий народ, кто на лечение Или отдых, кто желая заработать на богатых постояльцах; за городом разбили дынные плантации, воздвигли на холмах обсерваторию и клинику для престарелых, коим хотелось подольше прожить, открылись лавки и мастерские, кабачки и гостевые хоганы, док для ремонта судов и центр наблюдения за шо-камами. Проливу дали имя - разумеется, Шо-Кам, и гак же назвали многие другие заведения, от Банкирского Дома, ссужавшего деньги, до ювелирных лавок и харчевен. И хоть стоял Куат на краю света, хоть не имелось южнее ничего, кроме соленых вод и льдов на полюсе, однако был он не дыра дырой, а городом не хуже прочих. Правда, в столичных Листах Новостей о нем не писали и слышали о Куате немногие, а кто слышал, ошибался, думая, что говорится про Северный Куат, но жителей это не тревожило и гордость их не задевало. Сказано; не куатские дыни едут к человеку, а человек к дыням... К дыням, к целебному воздуху, спокойствию и тишине.
С набережной Ират и Джумин повернули на улицу Сагамора Арг-ап-Каны, что шла к холмам и площади. По обе ее стороны высились сосны с корявыми, прихотливо изогнутыми и перекрученными стволами; одна напоминала жреца в позе молитвы, с простертыми к небу руками-ветвями, другая - согнувшуюся старуху, третья и четвертая - неутомимых танцоров, что извиваются в бешеной пляске. Сосны росли здесь больше века, с тех пор, как заложили город; по их бугристой коре стекала смола, а у корней валялись сухие шишки. Подобно дыням и кладбищу шо-камов, сосны считались местной достопримечательностью - севернее таких деревьев не было.
Когда позади остались ювелирная мастерская Чиквары, здание Хогана Новостей и башня городской стражи, Ират спросил:
– Как здоровье твоего отца, Джумин? Возможно, воздух Куата был бы ему полезнее ханайского? Или помогли бы наши целебные воды?
– Плохо, - произнес Джумин, вздыхая, - плохо. Его болезнь не излечишь воздухом Куата, а целебные источники и в Хапае есть. Брат писал мне, что у отца опухоль в горле, и лучшие хирурги с ней не справились. Где бессилен нож, друг Ират, там не будет пользы от воды и воздуха.