Цена тишины

Устинова Ольга

На этот раз он продлил пытку удушением, нажимая и отпуская мое горло, до звезд перед моими глазами. Я медленно полз вниз спиной по стене. Но он не давал мне упасть. И я потерял сознание, стоя вдоль стены. Мое тело конвульсировало, когда он дал мне прийти в себя. Я опять не мог понять где нахожусь. Мое сердце сжало спазмой, и я рухнул.

* * *

Я очнулся на нашем диванчике и опять не мог понять, откуда мне знакома эта комната. Постепенно, переводя взгляд с предмета

на предмет, я вспомнил и застонал. Сердце откликнулось болью.

Впорхнула Эллочка, свеженькая, из мира живых, и залопотала, залопотала. Что нельзя же так раздражать старших по званию. К тому же я всего лишь раб пока. Но она меня любит и ни в коем случае не будет обращать внимание на мои закидоны.

Я попробовал пошевелиться. Левая рука болела у плеча.

Я уснул. На меня, с вершины конуса и вдоль, падали черепа. Они стучали челюстями мне в лицо. Меня наказывали. Я умирал. Я становился одним из них. Я не понимал что происходит.

Утром я проснулся с Эллочкой под боком.

«Ну и..?» спросила она, поглаживая меня по щеке.

«Что ну и?

«Как дальше?» спрашивает.

«Я не знаю что вы со мной делаете».

Эллочка как будто ждала и получила то, что должна была услышать.

«Да ничего никто не делает», объявила она с энтузиазмом. «Ты просто болен, милый. Тебе все кажется. Тебе пытаются помочь. Тригер хороший целитель. Вот увидишь».

Это означало продолжение пытки.

В дверь громко постучали. Кто-то крикнул громко: «Хватит миловаться. Пора столоваться. К завтраку!»

Компания за столом уплетала жареную картошку. Конечно банки консервов и бутылки с злополучной водкой. Встретили как «родного». «Хорошо спалось, воскресший?» – Всеобщий смех. «Эллочка не подвела?» смех еще дружнее.

Эллочка включилась с восторгом.: «Он меня так любит, так любит. У меня уже никаких сил не осталось для секса, так он меня замучил».

Компания обрадовалась подробностям эллочкиной сексуальной деятельности и затянула песню, гримасничая в мой адрес: «И за борт ее бросает в набежавшую волну», или: «Только ночь с ней провозжался, сам наутро бабой стал».

Так они веселились, а я тосковал и с ненавистью поглядывал на Эллочку, не отстававшую от них в выпивке, когда можно будет уйти на покой.

В конце концов я не дождался сигнала «свободен» и ретировался как ни в чем не бывало в нашу с Эллочкой комнату, будто так и надо. Однако минут через пять моего приятного уединения вошел Тригер, красный от выпитого, изображая гнев на меня за непослушание.

«Так не годится», сказал. «Ты своей жизнью больше не командуешь, раб паршивый. Прежде чем удалиться – надо спросить согласие.»

Я сказал спокойно: «Я не раб. И ваших порядков не знаю».

«Узнаешь. Не рекомендую напрашиваться».

«Я извиняюсь»,

сказал я, чтобы отвязаться.

«А вот это – другой разговор», расцвел Тригер. «Не забывайся».

«Влепить бы ему», подумал я со злостью. И ситуация немедленно изменилась.

«А вот этого не надо. Ты ведь наверно жить хочешь», он стал еще краснее.

Я был потрясен. Неужели он слышит все мои мысли? А как остальные? Как много из них тех, кто слышит?

Тригер отозвался и на эту мысль: «Не беспокойся, на тебя нас хватит. Научись для начала прятаться» послал он мне в мозг.

Я молчал, уничтоженный. Я громко мыслю, вот в чем дело. Превосходная наживка для компании.

В дверь храбро поскреблась Эллочка. А эта? Что она слышит?

И услышал Эллочкин ответ: «Все, милый. Теперь ты мой. Тебе негде спрятаться».

* * *

Эллочка будила меня каждую ночь в три часа.

«Попьем кофе, дорогой», мурлыкала она мне, сонному, всключая свет. И уходила на кухню.

Мы пили кофе. Вместе с кофе я глотал возмущение эллочкиным хамством. Но в перепалку не ввязывался. Дороже обойдется.

«А теперь спи, дорогой. Спи, спи», кудахтала она, подпихивая под меня летнее одеяло, и гасила свет. «Это время учиться».

Я знал: «Сейчас что-нибудь начнется».

В темноте я слышал вопрос: «Кто ты?»

Я не понимал что я должен делать. Под какую именно истину обо мне они подкапываются. Я молчал из упрямства с ними ни в какие игры не играть.

Снова вопрос: «Кто ты?» Я молчу.

Голос: «Отказ кооперировать. Штраф». Вот что придумали.

Мой разум за меня отвечает: «пошли вон».

Их ответ: «Штраф тысяча долларов».

Молчу.

«Две тысячи».

Мне становится страшно. Мне себя не выкупить.

И вдруг возникает в голове странное слово: «Ката-пилла». И я его им преподношу.

Они молчат, похоже от растерянности. Потом: «Ненормальный. Уходим».

Уходят. С одурманенными мозгами я медленно засыпаю.

Кукла Невелли, где ты? Ты можешь мной гордиться.

* * *

Вдруг, как иголка пронзает мозг, вопрос: «Кто ты?»

Я сонно посылаю обратно: «Катапилла». Я им пачкаю мозги.

От них приходит ко мне: «Коронованные».

Я отбиваюсь: «Навсегда».

Они: «Ого. Ты учишься семимильными шагами».

Я молчу.

Они: «Надо реагировать. Будет штраф».

Я: «Пошли вон. Кто вы?»

Молчание. Потом: «На сегодня все».

Я раскисаю. В голове моей: «Как же я по тебе тоскую, мальчик мой голубоглазый».

Голос: «Не пройдет. Все неправильно».

Засыпаю. И опять в голове как иголка мысль: «Кто ты сейчас?»

Я: «Убирайтесь. Я ничего не знаю и не понимаю».