Цена тишины

Устинова Ольга

Эллочка посуровела: «Мы подумаем что с ним сделать, с твоим светом» и вошла в комнату. «Вставай. Мы идем на прогулку».

Я встал с кружащейся головой. Проходя мимо кухни, я увидел сидящую за столом и поглощающую омлет Изабеллу. От нее шел мессидж: «На первый раз неплохо, кид. Пошли ее подальше». И послала Эллочке: «Не ревнуй. Мы еще посмотрим».

Дверь во вторую комнату была открыта. На полу, на матрасе, валялся Тригер. Главных экзекуторов – Асса и Дверного нигде не было. Значит, я могу передохнуть. Он помахал мне рукой. Я не ответил и услышал в себе: «Хам». Не поздоровался я и с Изабеллой, поскольку

она на меня даже и не взглянула.

Выходная дверь была на замке. Эллочка открыла ее своим ключом. Мы покинули бандитское логово и спустившись на первый этаж вышли в пекло улицы.

В парке. Спустившись с холма Грехов Ганнурит, мы погрузились в тишину и прохладу. «Приляжем», игриво пригласила Эллочка. Мы растянулись на траве рядом друг с другом. Кто посмотрит – решит: влюбленная пара. Я закрыл уставшие глаза и оказался в темноте самого себя. Опять полотно синевы и на нем – помаргивающие как игрушки на елке все те же доброжелательные звездочки. Я был спокоен от безнадежности. «Попал к ним в лапы. Что им надо? Что надо от меня этой сексуальной кукле намазанной?»

Неожиданно я услышал в себе ее голос: «Стать твоей женой, милый». Она положила руку на мою грудную клетку, а голову – мне на плечо. Я поднялся и отодвинулся. Она говорила со мной, как верные собачки с хозяином. И меня впервые не хватило на то, чтобы ее оттолкнуть. Она рассмешила меня своими ночными выкрутасами. Сексуальная атака началась вчера вечером. Я терпел, но все равно отключился в сон с тоски и злости.

Она поцеловала меня в щеку и задала неожиданный вопрос: «Ты меня любишь?» Я отодвинулся и сказал: «А это тебе зачем?» И услышал в себе: «Полюби меня. Откройся сердечком», и впилась в меня губами. Я не отодвинулся, но хамить не стал. Слово «люблю» всегда было для меня священно. Я услышал: «Молодец. Еще немного и ты в меня влюбишься». Это меня отрезвило. Наглости в ней был беспредел. Я спросил: «Зачем ты со мной разговариваешь в голове?»

Она преподнялась на локте: «Вот это да. Ты о чем?»

Я сказал: «О том, что ты посылаешь мне в голову».

Она сказала, поглаживая мне грудь: «Маленький мой, да ты больной оказывается. И давно тебе это мерещится?»

Я огрызнулся: «С тех пор как встретился с тобой и вашей компанией».

«Ну и ну-у» протянула она. «Дело плохо. А врачи что говорят?»

«Слушай», сказал я, «оставила бы ты меня в покое. Ты мне не нужна. Это я тебе зачем-то нужен. Но тебе не удастся свести меня с ума».

«Удастся», раздалось у меня в голове.

Я вскочил: «Пошли отсюда».

Она нехотя поднялась: «Как хочешь, милый».

* * *

Когда мы вернулись в квартиру, Эллочка осталась в гостиной а я ушел в комнату, надеясь, что она устала и я ей не нужен. Она начала рассказывать голодной аудитории о том, какая у нас была сексуальная ночь.

Я слышал это из комнаты и удивлялся непреодолимой подлости этой королевы секса.

Каждое утро повторялось как ритуал: Эллочка вела меня в парк «для моего здоровья». Мы укладывались на спинах в высокой траве. Солнце останавливалось прямо над нами и распускалось душем, поливая сквозь листву приютившей нас липы. Я закрывал глаза, игнорируя Эллочкины ласки.

Сегодня перед моими закрытыми глазами поплыли фантастической раскраски деревья, трава, цветы, все

ожило и все излучало угрозу. Я им не нравился, Я втерся к ним, в их царство, и они были готовы защищаться.

Почувствовав как я напрягся, Эллочка спросила невинно: «Ты чего-то боишься, милый?»

Обескураженный, я не стал выступать перед ней, гадиной, с обвинением, что она упражняется, пытаясь выбить меня из баланса раз и навсегда. И зависеть от этого постоянного страха, где якобы только она одна могла прийти на помощь.

«Ты опять плохо себя чувствуешь? Опять что-то мерещится?» Она вполне правдоподобно разыгрывала участие.

Кончалось одним и тем же – «Пойдем отсюда», огрызался я как беспомощная крыса в пожаре.

«Конечно, конечно». Она заторопилась, подымаясь с травы и протянув мне руку. Вполне вовремя, потому что у меня закружилась голова.

* * *

Когда мы на сей раз вернулись в квартиру, в гостиной за столом сидела компания с Тригером во главе. Я молча прошел в свою комнату и улегся на наше ложе.

Я даже закрыл за собой дверь, оставив Эллочку в гостиной. Мне так хотелось побыть одному, чтобы никто за мной не наблюдал. Позднее я понял, что никакого такого угла у меня теперь нет.

Из гостиной, как я услышал, Тригер потребовал у Эллочки отчет о моем поведении. Эллочка запела блаженно. «Он такой ненасытный, Всю ночь мне спать не давал. Честное слово, я больше не могу. Ну вы подумайте, какая страсть».

Меня начало тошнить, но раздался дружный хохот и я превратился в комок злости. Сердце заныло и стало страшно, что я умру. Эллочка вошла, присела ко мне на диванчик и сказала заботливо: «Все в порядке, милый. Не надо нервничать. Тригер тобой доволен».

Я мог сказать ей, приказать даже в своем озлоблении: «Уходи. Ты мне противна». Но что толку. Их много. И то, что там Изабелла, холодная и непробиваемая, больше всего унижало меня. Моя беспомощность покрывала меня стыдом. И тогда я почувствовал и решил, произнеся это в себе громко и четко: «Я хочу умереть».

Эллочка смешалась. Она сказала укоризненно: «Разве легче умереть, чем подчиниться? Я хочу, чтобы они начали тебя бояться. Потому что ты – сильный. Никто из них так не силен как ты. И твоя Изабелла это увидит и тебя зауважает. А я буду гордиться, что я – твоя жена. Хотя ты ее и любишь. И вообще, когда динозавр щиплет травку, это смешно. Ты динозавр, милый. Тебе большие дела надо делать. Тригер это понял и завербовал тебя к нам. Деваться тебе некуда. Наши везде. А у тебя – ни копейки даже на автобус чтобы удрать. Тригер тебя открыл и теперь не выпустит. Тригер – он железный. На нем много дел, больших и маленьких. За тебя он хочет миллион. Ты будешь его произведением искусства. Он – твой Пигмалион. И не ярись, устанешь и сдашься. Выбора нет».

«Есть», разозлился я. И заорал так, что через открытое окно меня наверно слышал весь дом: «Я хочу умереть!»

Эллочка, дрянь такая, опечалилась: «Ну хорошо, я доложу. Хотя он, конечно, тебя слышал. Берегись теперь».

Она ушла, прихлопнув дверь. Я улегся обратно и закрыл глаза. Передо мной, все мое внутреннее зрение затопило черное поле.

Где же мой Свет? Удивился я. И тут понял: меня убивают особой изощренной пыткой – пыткой мрака, где не может выжить душа человеческая. Я робот.