Цена весны
Шрифт:
Прежде, чем любой взрослый успел возразить, Калин присоединился к ней, в один миг забыв про табличку, стилос и суммы. Они пробежали мимо павильонов, которые отделяли дворцы от кварталов купцов, через площади и открытые рынки, после которых последний большой квартал уступил место жилищам простого народа. Улицы были переполнены людьми, и Калин пробивал себе дорогу через толпу при помощи молодости, красивой одежды и ребяческого инстинкта, считавшего все препятствия несущественными.
Он добрался до императорской платформы прямо перед тем, как появился караван.
Все это не имело значения. Толпа, которая напирала и бурлила вокруг двора с концом дороги для каравана, смотрела только на большие повозки, бежавшие к ним быстрее, чем лошади, несущиеся во весь опор. Калин сел у ног мамы, позабыв о приготовленном месте рядом с друзьями. Первая из повозок приблизилась настолько, что можно было разглядеть приподнятый помост на ней, двойник дедушкиного, и седовласую женщину с прямой спиной, сидящую на нем. Мать Калина отбросила все церемонии, встала и махала руками, приветствуя свою мать.
Калин почувствовал, как папина рука легла на плечо, и повернулся.
— Смотри, — сказал Данат. — Обрати внимание. Караван добрался до нас вдвое быстрее лодки. То, что ты видишь сейчас, изменит все.
Колин торжественно кивнул, словно понял.
Правда, что этот мир обновился. Но правда и то, что за обновление нужно платить.
Семай Тян сидел за столом переговоров напротив специального посланника Верховного совета. Невзрачный человек, одетый в ничем не примечательную гальтскую одежду. Посланник не нравился Семаю, но он уважал его. За свою жизнь он видел слишком много опасных людей, которых нельзя было не уважать.
Посланник читал зашифрованные письма, которыми обменивались фиктивный торговец в Обаре и сам Семай из Утани. Они очерчивали последние продвижения мастера-поэта в создании потерянной библиотеки Мати, что тоже являлось выдумкой. Семай отхлебнул чай из железной чашки и выглянул в окно. Он не мог видеть паровой караван, но отсюда был отличный вид на реку. В это время года, когда река питалась талой водой, но берега еще не заросли зеленью, он любил ее больше всего. Не имело значения, сколько прошло лет — он по-прежнему чувствовал общность с землей и камнем.
Посланник закончил читать, его рот изогнулся в улыбке, которая кому-либо другому могла показаться приятной и немного простоватой.
— Что-нибудь из этого правда? — спросил посланник.
— Данат-тя послал дюжину людей в предгорья к северу от Мати, — сказал Семай. — Маати-кво и я провели зиму здесь. Все остальное — ложь. Но это отвлечет внимание
Посланник сунул письма в кожаный мешочек, висевший на поясе. Потом заговорил, не поднимая глаз:
— И тогда встает вопрос. Я знаю, что мы говорили об этом раньше, но я все еще не уверен, что вы полностью поняли преимущества, которые дает не слишком большое отклонение от правды. Ничто не может быть более эффективно. Мы все это понимаем. Но у наших врагов есть ученые, работающие над проблемой. Если они будут способны подойти достаточно близко к пленению, если они заплатят цену андату…
Семай принял позу вопроса.
— Разве они не сделают тем самым вашу работу за вас? — спросил он.
— Я изо всех сил стараюсь, чтобы они не добились успеха; это и есть моя работа, — сказал посланник. — Несколько загадочных, гротескных смертей помогли бы мне найти вовлеченных в это дело людей.
— Это завело бы их слишком далеко, — сказал Семай. — Если они достигнут границы, после которой усилия оставляют трупы, значит они почти у цели.
Посланник молча посмотрел на него. Его спокойные глаза выражали только слабое недоверие.
— Если вы хотите мне чем-то пригрозить, вперед, — сказал Семай. — Но это не приведет ни к чему хорошему.
— Конечно никаких угроз, Семай-тя, — сказал посланник. — Мы на одной стороне.
— Да, — сказал мастер-поэт, поднимаясь со стула и принимая позу конца встречи. — Попробуйте этого не забывать.
Его апартаменты находились напротив дворцов. Он прошел по дорожкам из белого и черного песка, мимо поющих рабов и фонтана в форме Гальтского дерева, отмечающего крыло Верховного совета. Мужчины и женщины, мимо которых он проходил, с уважением кивали ему, но мало кто принимал формальную позу. Десятилетие совместного правления привело к тысячам небольших изменений в этикете. Семай считал, что с его стороны было бы мелочным сожалеть об этом.
Идаан сидела на крыльце их дома, рассеянно играя одним концом веревки, пока серый кот заботился о другом конце. Семай остановился и какое-то время глядел на нее. В отличие от своего брата, она со временем стала шире и жестче, материальнее. Наверно он что-то сказал, потому что она подняла глаза на него и улыбнулась.
— Ну, как закончилась встреча ассасинов? — спросила она.
Кот позабыл про веревку и пошел к Семаю, громко урча. Мастер-поэт почесал вставшие, как для сражения уши.
— Я бы хотел, чтобы ты не называла это так, — сказал он.
— Ну, а я хотела бы, чтобы мои волосы были бы черными. Что есть, то и есть, любимый. Политика в действии.
— Циник, — сказал он, дойдя по крыльца.
— Идеалист, — ответила она, сажая его рядом с собой и целуя.
Далеко на востоке стояла серая вуаль — ранний дождь падал из темных, как кровоподтеки облаков. Семай поглядел на него, его рука обняла плечо любимой женщины. Она положила голову на его плечо.
— Как император сегодня утром? — спросил он.