Цена всех вещей
Шрифт:
А вот для Эхо мы были единственными друзьями, и большинство из нас познакомились с ней всего несколько месяцев назад. Неизвестно, знали ли мы ее настоящую вообще. Всю жизнь она пряталась от окружающих.
Я вдруг обнаружила, что скучаю по Уину. Мне хотелось бы, чтобы он был здесь. И не ради меня, но ради Эхо. Человек, о котором она заботилась, человек, который, возможно, заботился о ней, доверял ей. Тот, кто развеял ее одиночество.
Диана держала меня за одну руку. Вторую сжимал перебинтованный Маркос. Диана подрезала обгоревшие волосы, и теперь у нее на голове красовалась асимметричная стрижка под боб. Волосы
Проблема заключалась в том, что Уотерсы желали уехать из города как можно быстрее, а Маркос хотел остаться. Мы с Маркосом не слишком часто болтали, но однажды, на похоронах Эхо, когда Диана ходила в дамскую комнату, он прошептал краешком рта:
— Я понял. — И сразу же отвел взгляд, словно кто-то мог подслушать наш разговор.
Сначала я подумала, что он понял, зачем я стерла Уина из памяти, но это мы вроде бы уже выяснили. Все случилось из-за моей слабости и эгоизма, из-за того, что я больше думала о себе, чем об Уине. Но, чем чаще я думала о его словах, тем больше понимала, что они относились к Диане. Маркос понял, почему мы с Дианой стали лучшими подругами. А потом мне показалось, что, возможно, смысл еще глубже. Возможно, он все понял про нас с Уином, почему Уин хотел быть со мной, почему мы встречались. Я и сама хотела бы это знать, но стеснялась спросить. Это так и осталось секретом, которого я никогда не узнаю.
В то же время я понимала, почему Диана полюбила его. Рядом с ней он демонстрировал свои лучшие качества (которые я частенько видела во времена нашей дружбы): он был смешным, верным и всегда готовым защитить друга. Плюс то, что Маркос к ней прислушивался, воспринимал всерьез и безоговорочно в нее верил. Я начала думать, что недооценивала их обоих.
После похорон Маркос отправился домой к Диане отдыхать, а мы с ней сидели в моей комнате, прямо как раньше. Диана рассказывала про Маркоса что-то смешное, когда я вдруг перебила ее, выпалив:
— Не думаю, что я когда-нибудь снова смогу танцевать.
Диана с сомнением наклонила голову.
— Ты можешь наложить еще одно заклинание, похожее на то, которое сделала для тебя Эхо.
— И сделать операцию на колене.
— Конечно. Но операция и заклинание — это не так уж сложно. Ты тренировалась много лет. И Манхэттенский балет…
— Если бы Уин был жив, не думаю, что я поехала бы в Нью-Йорк. Я осталась бы здесь, с ним.
Диана покачала головой:
— Ты всегда хотела танцевать.
— Это не значит, что у меня больше никогда не появится других желаний.
Она обняла себя руками:
— Эхо хотела,
— Эхо хотела выбраться отсюда. — Это прозвучало жестоко, и я покачала головой. — Она хотела спасти жизнь матери. И еще мне кажется, она хотела… людей. Других людей. Она помогала нам. А мне подарила то, что, по моим словам, могло сделать меня счастливой. Думаю… — На самом деле, я предполагала, что они с Уином любили друг друга. Но Эхо хранила секреты Уина, а я хранила ее секреты. — Думаю, она винила себя в том, что случилось с Кэлом.
— Ты не должна себя винить. Если ты воспользуешься еще одним заклинанием, все поймут.
— Возможно.
Я прижала пульсирующее запястье к сердцу.
Мне были не нужны другие заклинания. А с теми, что уже есть, предстояло еще работать и работать. Я ведь ничего не помнила о последних мгновениях жизни родителей. И тот год, в который мы с Уином любили друг друга, тоже выпал из памяти. Оставив взамен боль.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
Я подавила желание рассмеяться и сказать «да» и задумалась о том, что на самом деле чувствую.
— У меня такое чувство, что все меняется, а я ничего не могу с этим поделать.
Она кивнула:
— И ты не можешь танцевать.
— Я не могу танцевать, — подтвердила я, стараясь не обращать внимания на внезапно возникший комок в горле. — Но мы с Джесс все равно поедем в Нью-Йорк.
Диана застыла, явно ожидая, что я вот-вот признаюсь в розыгрыше.
— В Нью-Йорк постоянно уезжает куча людей, которые не умеют танцевать.
— Ты бросишь меня здесь?
— Ты не останешься одна.
— Не надо тыкать мне Маркосом. Я никогда так не делала, когда вы с Уином встречались.
— Дело не в Маркосе, — сказала я, и чертов комок в горле стал еще больше. Я попыталась дышать через нос. — У тебя есть… родители. Ты помнишь одноклассников, учителей. А мои воспоминания обрывочны.
— Ты помнишь меня, — расстроенно выпалила она. — Или меня ты желаешь забыть тоже?
Дыхание через нос не помогало. Я рыдала, так же как и Диана. Это были жуткие, захлебывающиеся рыдания. Я подумала, что не заслуживаю ее рыданий, но от этого заплакала еще сильнее.
— Я всегда собиралась уехать. Я уже должна была уехать. Так какая разница, еду я в Манхэттенскую балетную школу или куда-то еще?
Она открыла и закрыла рот, вытерла глаза и положила руки на бедра:
— Дай мне немного времени, чтобы придумать ответ.
Я обняла ее. Объятия вышли кривоватыми, поскольку мои руки остановились на полпути, но это сработало — я врезалась в Диану и осталась в таком положении. Я не слишком-то умела обниматься, наверное, потому, что до этого момента не знала главного секрета: объятия не могут быть односторонними. Вы всегда поддерживаете друг друга.
Возможно, было глупо покидать Диану сейчас, когда мы наконец открылись друг другу. Часть меня считала, что этого достаточно — вот так опереться на Диану и позволить ей дарить мне это чувство защищенности. Но другая, большая часть понимала, что гораздо важнее сейчас начать с чистого листа — и в этот раз без помощи гекама.
— Мне страшно, — сказала я.
Диана оторвалась от меня и отступила назад.
— Из-за Кэла?
— Нет. Я говорю о страхе перед будущим — ведь мне наверняка придется терять людей, так же как это было с Уином. Я боюсь, что не выдержу этого.