Цена вздоха
Шрифт:
Кругом по-прежнему толпа прохожих. С утра их стало еще больше, но телеги и сейчас могут без труда продвинуться на широкой улице, разве что людям приходится жаться ближе к лавкам, если паре телег нужно разминуться. И уведя взгляд, Айва лишь теперь замечает, у какого прилавка остановилась.
Пусть она сначала и не планировала брать одежду, но здесь перед ней как раз лежат самые разные сарафаны. Одни простые, совершенно без изысков, невзрачные, но дешевые. И на всех вокруг почти такие же, мало отличимые друг от друга сарафаны. Разве что, кто-то носит поверх них душегрейку,
Айва приглядывается. Пощупав толстый мешочек, забитый монетами, она еще раз осматривает прилавки, но на остальных женских одежд почти нет, а на прилавке рядом с ней все какие-то невзрачные, и даже те, которые щедро украшены росписью и позолотой, выглядят как-то неброско, и, выбрав самый простой, немного украшенный синей росписью, Айва решается позвать торговца.
— Милок. — Зовет она дрожащим, старушечьим голосом, уже приготовив пригоршню монет. — Внучек.
Айва искренне пытается изображать старуху, и у нее выходит так убедительно, что ее дрожащего голоса даже торговец и тот не может услышать.
— Эй! — Рассердившись, вскрикивает старушка.
И удивленный торговец сразу же оборачивается к ней, а стоящая рядом женщина даже отступает от колдуньи на шаг. Айва тут же принимается исправлять ситуацию, как может.
— Ох, ой, не дозовешься. Чуть горло не порвалось. — Причитает колдунья старческим голосом, убедительно раскашлявшись. — Дай-ка мне вот этот сарафан.
Торговец наклоняется ближе и даже перестает торопиться, опирается на прилавок обеими локтями и улыбается старухе.
— Чего же ты, бабушка? Этот тебе маловат будет. Женушка моя вернется, она тебе подберет сразу такой, чтобы подошел.
Если бы только он мог разглядеть, как искривилось лицо Айвы под накидкой, то в следующий раз бы выбирал слова осторожней, но из-за ткани не видно даже клочка ее кожи, а голосом колдунья управляет так хорошо, что никакое выражение не может испортить ее фальшивую интонацию.
— Ох, сынок, да не мне ж это! Внученьке я хочу подарок сделать.
— А. — Протягивает торговец, выпрямляясь. — Эт можно. Да только, гляди, вдруг не по размеру будет.
— Ничего, подгоню, коли надо.
— Ну держи, бабушка. Этот пять медяков стоит.
— Кхе-кхе. — Кряхтит Айва, а сама вытягивает руку, накрытую тканью. — Держи, сынок. Ой, спасибо, помог бабушке.
Колдунья роняет в его руку пять монет, подтягивает сарафан и, свернув, берет его под локоть. А торговец, поблагодарив, тут же оборачивается к другой женщине.
Айва не сразу уходит от прилавка. Несколько мгновений она еще стоит, раздумывая, потирает спину и только передохнув отправляется в сторону небольшого сарая. Приходится еще немного потерпеть, но скоро колдунья возвращается в укрытие, где ждет мальчик, с удовольствием сбрасывает тряпье и разгибает спину.
— Ах! — Вздыхает она, с удовольствием потянувшись.
Алеша сидит молча и не двигается, а уже в следующий миг Айва отбрасывает шляпу, взмахивает ладонью, поднимает руки, и ее черное платье раздувается и взлетает, освобождая тело колдуньи от своих оков. Непринужденно и беззаботно колдунья взмахивает
— Ой. — Теряется она, но лишь на миг, и тут же на лице колдуньи расцветает улыбка. — А, да и черт с тобой. Жил бы в городе, уже точно бы за девками в бане подглядывал.
Черные, длинные, блестящие волосы, Айва легким взмахом заплетает в длинную косу, такую же, какую недавно видела у богато одетой незнакомки. О смущении она, кажется, даже не задумывается и легко забывает о том, что только что произошло, собираясь уходить.
Алеше оказывается сложнее перенести случившееся, в отличие от колдуньи. Айва уже напевает что-то под нос, не оборачиваясь, велит оставаться в сарае, а сама выбирается наружу, оставив с мальчиком черное платье и шляпу. А Алеша так и сидит, оторопев, и еще долго на его лице красным пятном горит жар смущения.
Снаружи к колдунье тут же привязывается визгливая собака, но это не портит Айве настроения.
— Брысь. — Спокойно приказывает колдунья, брезгливо отмахнувшись рукой.
Собачка бросается удирать, но миг спустя, когда осознает, что гнаться за ней Айва не собирается, тут же возвращается назад и лает теперь еще противнее и громче.
— Ладно. — Ухмыляется колдунья.
Затем она взмахивает ладонью, и собачка тут же поднимается в воздух, начинает визжать, скулить и дрыгаться, не понимая, что происходит. Айва не отпускает, заставляет собачку вертеться и кувыркаться, а сама оглядывается по сторонам, чтобы никто не успел ее заметить, но только дворняга, потеряв волю сопротивляться, перестает лаять, как колдунья тут же отпускает ее на землю, и псина со скулежом уносится прочь.
— То-то же.
В новом образе Айва сразу привлекает к себе внимание. Лишь заметив ее на редкость приятное лицо и стройную фигуру, мужики уже издали начинают глупо улыбаться и снимать шляпы, а женщины о чем-то судачить, расспрашивая друг друга, откуда взялась в городе такая красавица.
Такого Айва не ждала, и решает поскорее расправиться с делами, купить мальчишке еды, вернуться в сарай и там уже подумать, стоит ли появляться в городе в таком виде снова. Только вот с готовкой колдунье не хочется связываться даже в мыслях, а потому она сразу останавливается у первого же прилавка с мясом, собираясь взять кусок побольше и заставить мальчишку самого жарить себе ужин.
— Добро, милый человек! — Зовет Айва торговца, приветливо улыбаясь.
Хотя, при всем желании, у нее не выходит избавиться от хитрого прищура.
— Добро, барыня. — Отвечает здоровый мужчина в засаленном фартуке, с завороченными рукавами и большим, отвисшим пузом. — Чего надобно?
— Сколько просишь вот за этот кусок? — Указывает Айва на большую вырезку.
— Три медяка. — Отвечает торговец.
И Айва нахмуривается.
— Никак шутить надо мной удумал? — Отвечает она серьезно. — Да мой сарафан почти так же стоит.