Ценою крови
Шрифт:
Лежа в своей постели рядом со спящей Даниэль, Солей услышала приглушенное рыдание. Значит, рассказал. Конечно, она не хочет уезжать, будет стараться его переубедить. Только вряд ли ей это удастся. Брат ни за что не сказал бы об этом, если бы уже все не решил, а раз решил — теперь его ничего не остановит.
Она вспомнила случай, когда Пьер, целясь в белку, подбиравшуюся к кухне, случайно попал стрелой ей в руку. Она никогда не забудет шока от боли и от того, как
— Держи ее, чтобы не дергалась! — бросил он побелевшему от ужаса Пьеру. — Я его сейчас вырежу.
— Нет! — закричала Солей, но Луи не обратил на ее вопль никакого внимания. — Это сразу надо делать. Держи ее крепко, ты, идиот!
Пьер повиновался, и Солей тоже, и Луи вытащил свой нож и вырезал у нее из мякоти плеча застрявший наконечник, а потом с другой стороны вытащил саму стрелу. Кровищи было! Пьер в кусты бросился — затошнило, а Луи замотал рану бинтом из рубашки, и все.
Луи знал, что это больно, но сделал, что надо. То же, наверное, и сейчас с Мадлен.
Они вернулись с танцев час назад. Она рада была, что темно: никто не видел, как она то улыбается, то краснеет от воспоминаний об этом вечере.
Значит, завтра он зайдет к ним. Мама, конечно, пошлет с ними Даниэль. Тут так принято. Ее улыбка стала шире, когда она вспомнила, как Луи бесился, ухаживая за Мадлен: ее мать всегда была тут как тут. Даниэль можно будет сказать, чтобы она пошла вперед, ну а остальное — легче легкого: убедить его, чтобы остался в Гран-Пре, сходить к священнику… В Акадии от помолвки до свадьбы недалеко. Как будет здорово: песни, танцы, а потом…
Ей в голову пришла неожиданная мысль: если Луи с Мадлен уедут, комната-то освободится! Жаль, конечно, что Луи не будет на свадьбе, зато не придется им, как Пьеру со своей бедняжкой Авророй в кухне на полу спать. Вряд ли папа для них двоих станет делать еще одну пристройку.
Солей самой стало смешно от своих мыслей. Все заранее продумала! Да нет, она вовсе не хочет торопить события, это ведь у девушки один раз в жизни — когда за ней жених ухаживает. Слава Богу, Мадлен, кажется, затихла, и ей пора — спать, спать…
Барби повернулась, проводила взглядом невестку.
— Что это с ней? Вчера вечером была в порядке, а сейчас — как будто всю ночь проплакала…
Даниэль вытянула шею, присматриваясь:
— А я ничего не слышала.
Барби хитренько кивнула в сторону Солей:
— Вот кто наверняка в курсе.
— Мадлен мне ничего не говорила.
Барби покачала головой:
— Ну-ну. Смотри, врать — грех.
— Я не вру.
— Хм. Ладно, кончай с яичницей, а ты, Даниэль, скажи кому-нибудь из ребят, пусть еще воды принесут. Анри! — крикнула она малышу, который тер глаза спросонья. — Помоги Венсану с чулками!
— Ладно, бабуль!
Анри было три, Венсану меньше двух, Пьеру, конечно, не до них, осиротевшие малыши стали общей заботой семьи.
"Слава Богу, —
Завтраку них, не в пример ужину, обычно проходил быстро и без лишних слов; слышались только окрики по адресу малышни да распоряжения Эмиля: кому что сегодня делать. Луи как будто не замечал перемены в лице жены; выходя из-за стола, он молча потрепал сына по голове, и был таков.
Последним уходил Эмиль. Бросив взгляд на невестку, потом на жену, слегка приподнял бровь. Барби так же молча пожала плечами. Он вздохнул и, не говоря ни слова, закрыл за собой дверь. Рано или поздно все выяснится и утрясется. Наверное, обычная между молодыми супругами размолвка, сколько их у него с Барби бывало!
Только Солей знала все и знала, как это серьезно. Но она не собиралась обсуждать это дело. Луи не переспоришь, а кроме того, ее мысли заняты Реми Мишо.
Она посмотрела на зарубки, сделанные на нижнем переплете окна: что-то вроде солнечных часов. До его прихода еще часа четыре, не меньше. Надо убраться получше. Она вытерла подбородок Венсану, сняла его с лавки и начала скрести стол. Сердце билось как птица в клетке.
5
Барби была более наблюдательной, чем об этом можно было подумать. У старшего сына с женой что-то серьезное, это не простая ссора. Вчера с танцев они пришли как голубки. Значит, что-то случилось потом, когда все уже уснули. Ох, эти ночи, когда лежишь и пошевельнуться боишься: комнатушка-то из трех стен, а четвертая — занавеска, через которую все слышно. Двадцать семь лет их супружеской жизни так и прошло.
Что-то случилось, и Барби материнским инстинктом чувствовала, что это "что-то" затронет всю семью, потрясет всю их жизнь.
Да еще Солей. От Барби не укрылось, как она и этот парень, Мишо, уединились там, в тени, у кромки площадки. Она видела их лица, когда они танцевали, как они не отрывали глаз друг от друга. Значит, начинается…
В душе у нее боролись разные чувства. Девочке пора замуж, а этот молодец чертовски хорош, надо признать, конечно, ей хотелось бы, чтобы дочь вышла за кого-нибудь местного парня, которого она бы давно знала и который не увез бы дочку куда-то далеко. Чтобы Солей здесь рожала, при матери. Чтобы помогла, если мать заболеет. Все-таки приятно, когда в старости около тебя не невестки, а родная дочь. А с этим Мишо не знаешь, чего ждать.
Солей — та, во всяком случае, ночь явно не проплакала. Вон она, подметает пол, а сама про себя улыбается. А, будь что будет… Так, закончила с полом, взяла тряпку, подоконник протирает, изразцы печи — там уже обед готовится…
Барби прищурилась и как будто между прочим, бросила:
— Ждем гостей, да?
Солей покраснела:
— Что ты имеешь в виду?
— Уж больно ты за чистоту взялась. Случайно, не месье Мишо пригласила?
Солей поспешно заправила выбившуюся прядь.