Центр круга
Шрифт:
— Святые угодники!
Растерянные взгляды от чемодана метнулись к нему, Уорлок и Стайн замерли с удивленно открытыми ртами, когда Том заключил их в объятья и продолжил оживленно:
— Какое счастье! Вы меня даже встречать вышли, я так растроган.
— Ты что, спятил? – взвизгнул Уорлок, первым оттолкнул его от себя.
Стайн соображал медленнее, потому глупо пялился на улыбающегося Тома, покосился на покрасневшего от злости Уорлока.
— Нет, – возразил Том, – просто выражаю свою безграничную радость.
До Стайна, наконец,
— Иди к черту, Реддл.
— Как невежливо… – оскорбился Том, отряхивая рубашку, как если бы извалялся в муке.
— В какой лечебнице тебя держали все это время? – спросил Уорлок подозрительно, опасаясь приближаться.
Том растянул улыбку еще шире, и лицо его приобрело коварный оттенок.
— Ты все равно не поверишь, Уорлок.
Один из троих, что стояли в стороне, выкрикнул:
— Сестра Бертольд идет.
— Э–э-э, Дик… – занервничал Стайн, торопливо подхватил отложенный инвентарь, – мы еще полчаса назад обещали ей окучить саженцы.
Уорлок мгновение буравил лицо Тома тяжелым взглядом, затем сплюнул ему под ноги, направился за Стайном. Шаги сестры стали громче, и другие сироты потянулись к выходу. Дейвис прошел мимо с равнодушной гримасой, Симон Луишем с интересом поймал взгляд Тома, но заговорить не решился. Третий хотел проскользнуть незаметно, однако Том ухватил за локоть. Пиклс вздрогнул всем телом, уставился вытаращенными глазами.
— Подожди, – велел Том.
— Что стали без дела? – издали потребовала сестра Бертольд, но, приблизившись, моргнула, поправила очки. – Том? Уже здесь? Голоден?
— Нет, благодарю.
— Тогда переоденься и в огород. Инвентарь в кладовке.
Том кивнул сестре, а затем Пиклсу негромкое:
— Принесешь в туалет мою рабочую одежду.
Шаги Пиклса стихли на лестнице, а Том еще медлил, бегло окинул до боли знакомый двор приюта, покосился на церковь Сент–Кросс, издал тяжкий вздох:
— Ну, здравствуй, правда жизни…
Слегка пошатываясь, он добрался до второго этажа. Туалет пустовал, Том приблизился к умывальнику, отражение устало провело ладонью по лицу, словно снимая маску, глаза недобро блеснули.
Через пару минут в дверь тихо постучали, Том в удивлении посмотрел на нее, хмыкнул:
— Пиклс, это не кабинет Отца Настоятеля…
Не успел договорить, как Пиклс уже просочился внутрь, правая нога как бы невзначай удерживала дверь чуть приоткрытой. Том с вытянутой рукой шагнул к нему, на что Пиклс, не позволяя приблизиться, швырнул одежду навстречу. Том поймал, но глаза недовольно сощурились, сделал еще шаг вперед. Пиклс отступил к стене, на лице метнулся страх, тут же исчез, губы выдавили извиняющуюся улыбку.
— Дверь закрой, – бросил Том негромко, но твердо, и вернулся к умывальнику.
С резким щелчком дверь тут же захлопнулась, онемевший Пиклс во все глаза смотрел на Тома. Тот же невозмутимо отложил рабочую одежду, стал расстегивать манжеты, а, выскользнувшую из рукава, деревянную
Том оттянул подтяжки, на рубашке виднелись грязные полосы, поморщился, разом стащил рубашку и майку. С фырканьем и шипением стал плескаться в едва теплой воде, брызги летели во все стороны. Том отряхнулся по–звериному, мокрые волосы повисли сосульками, Пиклс все еще конфузливо мялся у двери.
Капли воды стекали по шее, плечам, спине, но Том не торопился их обтереть, вместо этого уперся руками в умывальник, спросил бегло:
— Ну и что нового?
Пиклс в отражении небрежным жестом скрестил руки, переспросил с наигранной веселостью:
— Нового? Здесь все по–старому. В приюте никогда ничего не менялось.
— Врешь, – настаивал Том. – Что-то должно было измениться? Событие…
Пиклс хлопнул себя по лбу.
— Ах, Сэмюэльс удочерили, представляешь? Ту самую, из третьей комнаты… ну, она еще частенько просыпалась в мокрой по…
— Пиклс! – возмутился Том, брезгливо перекривился. – Фу! Тебе что, рассказать больше не о чем?
Том настороженно наблюдал за ним, Пиклс занервничал под пристальным взглядом, шумно сглотнул.
— Много чего случилось, всего и не упомнить… Незадолго до Рождества вернулась сестра Мэри Альма. Вернулась тоже как-то странно: еще вечером ни слуху, ни духу, а на утренней молитве уже в первых рядах. С ее возвращением опять непонятное стало происходить. А тут еще Стайн со своим лунатизмом. В третью ночь влетел в комнату и начал всех тормошить, мол, идемте, я такое покажу. А сам белый, как смерть, губы трясутся. Кто посмелее, с ним уходили, а мне не с руки по своей же воле вылезать из теплой постели. Еще эти люди в… карнавальных одеждах.
— И что они каждую ночь наблюдали за этими… людьми?
— Только два раза. В первую ночь со Стайном пошли Симон, Марк и Дейвис. Симон, как обычно, вернулся невозмутимый как пень, настаивал, что это священнослужители, а одеты чудно – так иностранцы. Марк смолчал, до утра ни слова не сказал, да и весь следующий день вздрагивал от каждого шороха. А вот Дейвис со Стайном и еще четырьмя мальчишками через две ночи опять пошли.
— И что? – спросил Том нетерпеливо, натягивая рабочую рубашку.
Пиклс пожевал нижнюю губу.
— А вот тут загадка. Вернулись они минут через десять, зашли тихо, строем, синхронно разошлись по кроватям и легли, через минуту все шестеро уже спали. Ни слова, ни взгляда. Мы перетрухнули, будить не стали, до того жутко было к ним приближаться…
— А утром?
— Утром стали осторожно расспрашивать, а они смотрят вытаращенными глазами, мол, чего пристали, мы ничего не знаем, спали всю ночь. И так правдоподобно врут, что я сомневаться стал, а не привиделось ли это мне? И главное, Стайн на попятную пошел: ни метел, ни мантий, ни людей странных никогда в глаза не видел. От страха даже забыл, что про сестру Мери Альму в прошлом году рассказывал.