Центр не удержать
Шрифт:
Почти.
Долю секунды я пребывал на грани бодрствования, в полусне. И уже почти засыпая, понял, что происходит, и резко очнулся. Так бывало много раз, если внезапно сбросить теплую дремотность. На этот раз было и так, и не так. Что-то было во мне, в моей голове, что-то воспользовалось моей дремой и силилось захватить власть надо мной. Может статься, это намерение было вполне мирным желанием показать еще один фрагмент фильма об истории Вселенной. Но у видения была голова Медузы, напугавшая меня, поэтому я решил держаться за сознание любой ценой. Я попытался заглянуть через плечо — проверить, похож ли я на ангела. И тут же начал медленно
Скорость полета (или падения) все еще не ощущалась. Тьма становилась чернее и чернее, а скафандр не давал ощутить движение воздуха. К тому же возникло подозрение, что крылья так и не раскрылись. Или даже так — они вообще не раскроются.
Потом я стал высчитывать, как глубоко мы уже упали. Спускаясь по уровням, я научился приблизительно оценивать расстояние. Радиус макромира составлял приблизительно четырнадцать тысяч километров, из которых следовало вычесть радиус оболочки звезды и глубину уровней. Принимая, соответственно, первое и второе за семь и четыре тысячи, я получил не особенно впечатляющий ответ так, три тысячи километров свободного падения. Сила тяжести составляла здесь от одной девятой до одной десятой земной, следовательно, и ускорение не могло быть больше одного метра в секунду за секунду. Но эти цифры получены без учета сопротивления воздуха, что немаловажно, и при этом не учитывается трение воздуха о скафандр. Пытаясь высчитать, когда же я превращусь в метеор и вообще произойдет ли это до приземления, я несколько запутался. На метеоры мы явно не похожи, но и сама ситуация до того странная — нет, не стоит и пытаться понять ее.
— Все в порядке? — воззвала Сюзарма Лир, заставив меня вздрогнуть. Увлекшись расчетами, я как-то позабыл, что мы можем разговаривать друг с другом по радио.
— Не знаю, — правдиво отозвался я. — Ничего не вижу и не чувствую. Да и крылья — то ли отросли, то ли нет.
— У вас есть крылья, — заявила Урания. — У меня есть Клио. Она за всеми наблюдает.
— Я в порядке, — заверил Мирлин.
— Нисрин?
— Все хорошо, — подтвердил тетронец. Если судить по его речи, он говорил правду.
— К сожалению, — послышался слегка обеспокоенный голос наследницы, — мы не одни. Здесь есть и другие крылатые создания, они приближаются к нам снизу. Их много. Через несколько минут они окружат нас.
— Мозг-в-коробочке может сказать, что они из себя представляют? потребовала Сюзарма.
— Только то, что они очень большие, масса каждого из них значительно превосходит нашу.
— Ни черта не вижу, — послышалась жалоба полковника. Я просто увидел, как она вглядывается в темноту, палец на спусковом крючке игольника, а цель не заметна.
— А как они видят нас? — с отчаянием в голосе спросил Мирлин.
— Может, и не видят, — осмелился предположить я, всматриваясь в темноту, отделявшую меня от Центра Асгарда, и нацеливаясь в нее игольником.
— Боюсь, что их зрение не зависит от света, — ответила Урания, которая должна была первой встретить опасность, если таковая существует.
Мой разум, и без того сбитый с панталыку, живо вообразил гигантских летучих мышей-вампиров, безошибочно отыскивающих нас с помощью ультразвука и алчущих нашей крови.
А потом Урания издала какой-то звук. Именно так — не вопль, ибо я не уверен, могла ли она вообще вопить, но звук, в котором были ужас и потрясение, и в нем, в этом звуке, было нечто зловещее.
— Что случилось? — вскинулась Сюзарма. Но ответа так и не последовало.
А
— Ох, черт, — простонал я, взяв парализатор на изготовку. Но выстрелить не пришлось. В свете фонарика на шлеме я видел тысячи крыльев, но они были еще далеко, хотя двигались проворно. Руки так и чесались выпустить заряд игл, но я не был уверен, поможет ли такое оружие против мотыльков-Левиафанов, против исчадий тьмы, охраняющих Центр. Каждый раз, когда я прицеливался, кожистые крылья уносили мишень прочь.
Так и не выпустив ни единого заряда, я провалился в утробу чудовищной тени, и сознание вновь покинуло меня.
Быть обезглавленным не особенно приятно, даже если это случается с тобой во сне, где такие потери воспринимаются легче.
Даже не подозревал, что могу пережить это. Ведь когда лезвие разрубило меня, я понял весь ужас собственного положения. Я хотел выкрикнуть — даже не слово, нет, просто крикнуть, но выяснилось, что без глотки могу лишь булькать и пускать пузыри. Рот открылся, язык силился сказать что-то протестующее — но все тщетно, все впустую. Удивительно, но при всем при этом мое сознание продолжало плестись своей дорогой, даже не запнувшись. Получается, что моя казнь произвела большее впечатление на зевак, чем на меня самого.
Я догадывался, что обезглавленное тело не являет собой усладу для взоров, догадывался, что одинокая голова, поднятая в воздух рукой злобного божка, также не самое заманчивое зрелище, но совершенно не был готов к тому, что случилось на самом деле, Смех, эхом разносившийся над площадью, внезапно стих. Лица, недавно сияющие от восторженного возбуждения, столь же внезапно изменились от ужаса, глаза, только что сиявшие от восторга, теперь были закрыты руками или опущены долу. Тысячи ртов открылись — словно для того, чтобы издать единый крик боли, но губы были бессильны, и ни звука не сорвалось с них. Тишина упала, как занавес, и все замерло.
Тот, что называл себя Локи, отвел глаза от моего лица, нанося роковой удар, но я-то все еще видел его боковым зрением. Его и без того бледная физиономия побледнела еще больше, побелели волосы и глаза. В молчании застыл и он.
Подобно толпе, он обратился в камень.
Единственным различимым звуком было шипение змей, единственным оставшимся движением — шевеление тех же змей, обвившихся вокруг каменной руки, отчего голова, зажатая в ней, слегка раскачивалась.
Девятка, трактуя мои сны с некоторой осторожностью, говорила, что я наделен оружием, которое могу обратить против врагов. Кое в чем они ошиблись. Биокопия в мозгу не снабжала меня оружием, перекодируя личность, она, эта копия, превращала меня самого в оружие.
Я нашел Медузу — я сам был ею!
Захватчики компьютерного пространства Асгарда никогда не догадывались, какую тактику применяли в борьбе против них. Теперь было ясно, почему Локи колебался и выжидал время. Ради своей безопасности! Он хотел дождаться, пока мое тело не сгниет заживо. Далее, полагал он, опасность исчезнет. Он волновался, и не без причины. Враг был сбит с толку, одурманен успехом, заполучив меня в плен и наблюдая за моим тлением. Недруг и помыслить не мог, что моя смерть повлечет за собой его собственную гибель. Итак, я был подсадной уткой, волком в овечьей шкуре, я был… Троянским конем.