Центр не удержать
Шрифт:
— Хищники убивают ради еды, — возразил я. — Амара Гююр был мошенником. Называя себя хищником, он старался оправдать свое поведение, какого не потерпела бы даже волчья стая.
— Вы не понимаете меня и обманываетесь сами, — ответил тот, что был похож на Амару Гююра. — Хищник убивает по многим причинам — ради еды, защищая собственную территорию, а также для удовольствия. Заметьте, Руссо, — для удовольствия. Это сантименты, что хищнику не нравится убивать. Хищник благоразумен, хищник лицемерен, и он любит убивать. Лишь дурак не верит этому.
— Территория, — повторил я. — Дело только в ней?
— Или в удовольствии, —
— Несмотря на нашу перебранку, я изо всех сил постарался отрешиться от мысли о разрушении и упадке, — все гуманоиды имеют общую ДНК. Тетраксы правы, стремясь к галактическому братству, разве нет? Они правы, пытаясь образовать сообщество. А ты, точнее, твоя копия не состоит из ДНК. Это уже посерьезнее, чем война между плотоядными и травоядными. Это уже конкуренция между биохимическими сущностями.
Он снова захохотал.
— Вы что, Руссо, полагаете, что биохимиков это заботит? Ваша идиотская точка зрения держит на привязи наш разум. Уж не считаете ли вы, что сможете что-либо осмыслить, если сила вашего воображения способна на какие-то фокусы? Наивно надеяться, что у вас была возможность хоть что-либо понять!
Он уклонялся от темы разговора, уводил меня сначала в одну, а затем в другую сторону. Зачем ему это надо, подумалось мне, если я был в аду, мертвый, обездвиженный и распадающийся на части? Амара Гююр не стал бы язвить и издеваться надо мной. И внезапно я понял, что позволяю ему главное: задерживать себя, а мне надо идти вперед.
И снова я посмотрел на свои руки, испещренные серыми пятнами, с шершавой, изъязвленной кожей. Они были покрыты болячками, некоторые из них стали ярко-красного цвета и уже гноились. Эти пятна по цвету странным образом напомнили мне плоды на ветвях деревьев. «Мертв» я или нет — не имело значения. Главное, я все еще мог действовать, думать, представлять угрозу для странной армии, которая вознамерилась не допустить меня к Центру макромира.
Вытащив меч, я поднял его высоко над головой, готовясь отрубить ветви, заслонявшие путь. Никакого страха не отразилось в безумных, неподвижных глазах, словно они насмехались надо мной и провоцировали на самый бессмысленный поступок. И я начал крошить спутанные ветви и тернистый подлесок ясным, острым мечом, продираясь сквозь них бесстрашно и яростно.
Я попытался обойти того, кто казался Амарой Гююром, и тут заостренные листья набросились на меня, проникнув под броню, но не в тело. Казалось, стена из шипов тает от моего натиска, тает, соприкасаясь с моей ожесточенной горячностью. Пробив себе путь и оставив Амару Гююра в одревесневшем забытьи, я вошел в чащу, где ветви закрывали солнце. Пахло гнилью и еще какой-то мерзостью, зелень пропала, вокруг был только серый цвет, только распад и тление. Ощущение такое, словно прокладываешь дорогу внутри огромного трупа. Стены не было видно. Похоже, я углублялся во что-то чудовищное и страшное. Я повернулся.
Дороги, по которой я пришел со стороны солнечного пляжа, не было. Вокруг виднелись лишь клубки тускло освещенных, белых, мягких лиан.
В отчаянии я закрутил головой, и в этот момент спутанные узлы корней, на которых я стоял, сдвинулись. Я очутился в круглой клетке. От моего гниющего тела ее отделял какой-нибудь метр. Все еще мерцал тусклый свет, и я видел: на уровне лица корни извиваются, как личинки, и стена становится все плотнее и плотнее.
Подняв
Руки болели, голова раскалывалась, но я не решался остановиться и снова попасть в ловушку. Ветки хватали меня за руки, корни подставляли подножки, но я двигался, и они не успевали закрепить хватку. Неизвестно было, сколько я смогу так идти, сколько нужно бороться, но, пока оставались силы, я не намерен был сдаваться. Странно, что при этом я не чувствовал слабости.
Сколь долго тянулась эта странная битва, не знаю. Но лес поредел, и над головой засияло солнце. Ободренный светом, я ринулся вперед, и последние приставучие ветви разжали руки. Не было больше ни хватких усиков, ни кровожадных шипов.
Я вышел на опушку и заслонился рукой от неправдоподобно яркого, сияющего солнца. Под моими ногами простиралась мощеная дорога, воздух звенел бесчисленным количеством голосов… Это место не было необитаемым, здесь кипела жизнь.
Когда глаза привыкли к свету, я решил осмотреться и обнаружил себя стоящим в кольце мужчин — мощных, словно Мирлин, вооруженных мечами. Похоже, что они были выведены клонированием, но затем я подумал, что их сходство — это сходство автоматов, вроде тех, что толпились на палубе магического корабля. Крошечный шаг вперед заставил их поднять мечи и угрожающе нацелиться в мою сторону. Их кольцо плотно сомкнулось вокруг меня, и я оглянулся назад. Леса не было — только мощеная дорога и воины. Шестнадцать воинов, окруживших пленника.
— Браво, Майкл Руссо, — произнес голос по-английски. — Мы узнали тебя, и теперь ты в нашей власти.
Первые часы езды обернулись сущим кошмаром. Не из-за слизняков (они были слишком медлительны, да к тому же мы знали об их существовании) и не из-за сколько-нибудь серьезной опасности. Попросту в легком защитном скафандре я чувствовал себя абсолютно раздетым. В прошлый раз, когда скаридские штурмовики наседали на пятки и чуть было не прикончили меня, я был в 1ом же одеянии. Одного такого переживания достаточно, чтобы сделать человека параноиком. Пусть сейчас я был суперменом, пусть отовсюду звучали уверения в этом, ощущал я себя вовсе не как сверхчеловек.
Передние фары наших велосипедов привлекали всяких летучих созданий. Эти мотыльки своими размерами превосходили всех, встречавшихся мне прежде в жизни. Они летели к нам роями, неуклюже толкаясь в надежде подобраться поближе к свету. Некоторые, оцепенев, падали под колеса, и нам приходилось ехать по ним, чувствуя, как их тела подаются под шинами. У этих созданий не было крыльев метрового размаха, хотя их тела были длинны, как моя рука. Их крылышки были причудливо раскрашены, но я не мог рассмотреть их как следует из-за мельтешения перед фонарем. Глаза мотыльков отражали свет, подобно кошачьим. Зато рты были типичными для насекомых, с челюстями и усиками, похожими на тараканьи. Все вместе это производило странное впечатление, и, хотя я уже достаточно повидал разнопланетных обитателей, удивление, насколько причудливые формы может создавать ДНК, не убывало, а только крепло.