Центровая
Шрифт:
– Раздевайся! – глядя на меня, заявил Медяк и возбужденно оскалился.
У меня аж дух захватило от такой наглости.
– Смотри, что я тебе притаранил!
Он развесил на руках белые джинсы, точно такие, как те, которые были сегодня на блондинке.
– Твой размер! – в ожидании моего восторга протрубил Медяк.
– Откуда?
– От верблюда! Они, блин, товар на пятак завезли, а мы пошлину сняли!
Он смахнул со стола баул, высыпал из него на диван свою добычу: спортивные костюмы, джинсы, кроссовки. Здесь была даже кожаная куртка.
– Убери
– А что такое? – вскинулся Медяк.
Он чувствовал себя героем дня, а Самоед покушался на его славу.
Но Леша пронзил его взглядом, и он вжал голову в плечи. Не тот у Медяка вес, чтобы оспаривать слово старшего.
Сначала Самоед придавил его своим авторитетом и только затем объяснил ситуацию:
– Участковый здесь был. Как бы снова не появился.
– Участковый?.. Так ты от него пряталась? – Медяк просиял.
– Нет, трахалась с духом Брюса Ли. – Я скривила губы и кивнула в сторону спортзала. – Заходи, он и тебе вставит!
– Нет, спасибо, мы как-нибудь на двоих покурим. А чего менту надо?
– Закрывают нашу лавочку, – сухо сказал Самоед.
– Сколько раз закрывали?
– На этот раз без базара.
– Ну и черт с ним! У нас теперь бабла хватит! Дом снимем, там зажигать будем.
Самоед косо глянул на него, но промолчал. Медяк, похоже, воспринял это как признак слабости. Придурок он, если так подумал. Не мог Самоед быть слабаком, не той он породы, в отличие от некоторых. Уж насколько круто Слава себя поставил, а на поверку оказался позорным стукачом. Так и надо будет ему сказать.
– Чего стоишь? Раздевайся! – Медяк протянул мне джинсы.
Я посмотрела на Самоеда. Как он скажет, так и будет. Он кивнул, разрешая принять подарок.
Я взяла джинсы, вернулась в спортзал, включила там свет и надела обнову. Брюки оказались мне как раз, что называется, тютелька в тютельку. В них я и вышла к парням.
– Супер! – восторженно протянул Медяк, взял кожаную куртку, набросил ее мне на плечи. – Блин, да она тебе как раз!
Я надела куртку, но, увы, она была размера на три больше моего. К тому же мужская, хотя это, в принципе, и не имело значения. А кожа классная, лайковая.
Я с сожалением вернула куртку Медяку и сказала:
– Все равно спасибо!
– Да ты не кисни, я из тебя такую куколку слеплю! Королевой будешь!
– Чьей королевой? – спросила я, глянув на Самоеда.
Я хотела быть его королевой. Если стану ею, то одевать меня будет только он, а не кто-то еще.
– Моей королевой будешь! – заявил Медяк.
– А ничего не треснет?
– Ничего, склеим!
– Губы себе залепи, а то раскатал!
Медяк ничуть не обиделся и задиристо подмигнул мне. Дескать, никуда ты от меня не денешься.
– Шмотки пусть пока побудут у тебя, – заявил Самоед, сурово глянув на него. – Ты на это дело забился, так что если возьмут за задницу, то сам и ответишь.
– Так я для всех… – начал было Медяк, но Леша его перебил:
– Замолчи и слушай сюда! Как для всех быть, мы потом думать будем. Завтра собираемся… – Самоед осекся, многозначительным
– Где? – подал голос Медяк.
– А что такое? – усмехнулся Самоед. – У тебя же бабла валом!
– Ну, не валом. Пока только шмотками взяли.
– А чем «Оазис» хуже твоего пятака? С него что, нельзя снимать?
– Почему нельзя?.. – взбодрился Медяк. – Если там самарские лапу запустили, то всех на фиг! Теперь наша власть.
– Наша. Только у нас не анархия. Как скажу, так и будет!
Похоже, Леша смирился с неизбежностью. Все правильно. Если ты не можешь справиться с каким-то делом, то нужно возглавить его.
Кафе-бар «Оазис» можно было назвать вывеской капиталистического образа жизни. Какой-то кооператор поднял это дело и рубил на нем капусту. Там и виски шотландского можно было выпить, и сигару выкурить. Девочкой, если надо, тоже угостят, за отдельную, разумеется, плату. Туда на один вечер надо было брать столько денег, сколько моя мама не получала в месяц. Я могла бы отдыхать там и бесплатно, но для этого мне нужно было бы стать путаной. Нет, спасибо. Я в такие игры не играю.
– Завтра в шестнадцать у «Оазиса», – постановил Самоед. – Арматуру и цепы не брать, а свинчатки можно. Мало ли что!..
Он собирался обложить бар данью. Это понимали все, поэтому вопросов никто не задавал. И возражений я не услышала, и страха в глазах ни у кого не увидела. Да и сама совсем не прочь была погулять на празднике жизни. Действительно, если самарские могли стричь шерсть с кооператоров, то мы чем хуже?
– Жульен, на пять секунд. – Леша даже не глянул на парня, поманил его за собой движением головы.
Жульен – симпатичный малый. Смазливое личико, спортивная фигура. Не амбал, среднего роста, но плечи по сравнению с талией широкие, ноги длинные, сильные. Не очень внушительный у него вид по сравнению с тем же Медяком. Можно сказать, что он какой-то сладковатый, но кулаками машет будь здоров. У всех после стычки с самарскими на лицах синяки, ссадины. Один только он, Жульен, цел и невредим, как будто и не дрался. Одежда на нам чистая, аккуратная, нигде не порванная. Но я-то видела его в самой гуще событий.
Жульен вышел за нами во двор. Самоед что-то шепнул ему, тот кивнул и куда-то ушел. Минут через десять он принес какой-то ключ, и Леша благодарно похлопал его по плечу.
Жульен понимал, зачем нам ключ от пустующей квартиры, но даже в мыслях не усмехнулся, глянув на меня. Он никому ничего не скажет. Правильный пацан. Я могла гордиться тем, что мы с ним в одной команде.
Но больше всего я была довольна тем, что Самоед удостоил меня особым вниманием. Я ничуть не пугалась того факта, что оказалась в этой квартире. Он уложил меня на кровать, стал раздевать, и я ничуть не сопротивлялась. В конце концов, мне давно пора привести себя в соответствие со своим имиджем. Если я должна стать женщиной, то посвятить меня в это звание должен был Самоед. Только он один и заслуживал этой чести.