Центурион

Скэрроу Саймон

— Всяко может статься, — вздохнул задумчиво Макрон, припоминая их прошлое стояние на границе Иудеи, среди знойной пустоши. Воспоминание он предпочел отбросить. — Ну а пока подо мной когорта, жалованье префекта и перспектива приличного отдыха прежде, чем нам снова рисковать жизнью и конечностями от имени сенаторов и римского народа, — перефразировал он с усмешечкой святые для каждого римлянина литеры SPQR. [9] — К которому, между прочим, относит себя и этот коварный лукавец Нарцисс.

9

SPQR — аббревиатура латинской фразы «Senatus Populusque Romanus» («Сенат и граждане Рима»), изображалась на штандартах римских легионов.

— Нарцисс?

При упоминании личного секретаря императора Клавдия Катон сел прямо и

обернулся к другу.

— Что-то от него ответа до сих пор нет, — сказал он, понизив голос. — А ведь он уже должен был прочесть наше донесение.

— Ну да, — пожал плечами Макрон, — и что?

— А то. Как, ты думаешь, он поступит с проконсулом?

— Кассием Лонгином? Да никак. Ничего ему не будет. Свои следы Лонгин спрятал достаточно тщательно. Четких свидетельств, позволяющих уличить его в измене, нет, и, можешь быть уверен, он сделает решительно все для демонстрации своей преданности императору — особенно теперь, когда знает, что за ним прислеживают.

Катон как бы невзначай оглядел сидящих за соседним столом и, подавшись к Макрону, вполголоса сказал:

— Учитывая, что это нас с тобой Нарцисс послал следить за Лонгином, сомневаюсь, чтобы проконсул в случае чего пролил слезы по нашей кончине. Нам надо соблюдать осторожность.

— Убить нас он все равно не убьет, — отмахнулся Макрон. — Было бы слишком подозрительно. Так что расслабься, Катон, все идет прекрасно. — Согнув в локтях руки, он чуть отвел от стены плечи и с уютным зевком сунул ладони под голову.

Секунду-другую Катон поглядывал на друга, досадуя, что тот не в полной мере осознает опасность, какую может представлять собой Кассий Лонгин. Несколько месяцев назад проконсул Сирии запросил передать под свое начало три дополнительных легиона, якобы для противостояния растущей угрозе восстания Иудеи. С эдакой силищей за спиной Лонгин мог представлять для императора недюжинную опасность. Катон имел стойкое убеждение, что Лонгин собирается посягнуть на императорский трон. Во многом благодаря Макрону с Катоном мятеж тогда оказался подавлен прежде, чем успел охватить всю провинцию, и Лонгину ни к чему стало иметь под собой три дополнительных легиона. При этом было ясно, что такой властолюбец, как Лонгин, едва ли спустит тем, кто разрушил его алчные устремления, и какое-то время — на протяжении нескольких месяцев — Катон жил в опасении мести со стороны проконсула. Но теперь проконсул в самом деле оказался перед растущей угрозой, на этот раз со стороны Парфии, противостоять которой он сейчас мог лишь силами Третьего, Шестого и Десятого легионов с приданными им вспомогательными когортами. А если война разразится в восточных провинциях, то для борьбы с парфянами понадобится каждый, кто только может носить оружие. Катон вздохнул. Забавно: угроза из Парфии оборачивается даже на пользу. Она хоть как-то отвлечет внимание проконсула от мыслей о мести… — по крайней мере пока. Катон осушил чашу и прислонился к стене, озирая город.

Солнце клонилось к горизонту, поигрывая бликами на черепичных крышах и куполах Антиохии; свет постепенно убывающего дня придавал небу персиковый оттенок. Центр этого города — как и большинства тех, что подпали под владычество Рима (а до него греков, наследников завоеваний Александра Македонского), заполняли общественные здания, какие можно встретить во всех концах империи. За величаво-надменными колоннами храмов и портиков открывалась панорама красивых городских особняков, а дальше тянулись трущобы приземистых, с плоскими крышами обиталищ бедноты. Воздух на этих улицах веял всей гаммой запахов скученного человеческого жилья; именно здесь коротали свободное от службы время солдаты. Катон же с Макроном предпочитали относительный комфорт «Изобильной Амфоры», которая, находясь слегка на возвышенности, овевалась всеми дышащими на город ветрами — что гораздо приятнее.

Всю середину дня друзья просидели за вином, и в густой летней теплыни Катон впал в расслабленную дремоту. Весь этот месяц они неустанно муштровали свою вспомогательную когорту — Вторую Иллирийскую — в огромном учебном лагере у стен Антиохии. В чине префекта таким количеством людей Макрон командовал впервые и был настроен, чтобы его солдаты держали себя на высоте: маршировали быстрей, сражались смекалистей и упорней, чем любая другая когорта на всем востоке империи. Задача Макрона осложнялась тем, что почти треть личного состава у него составляли новобранцы, поступившие взамен тех, кто выбыл из строя в битве при Бушире. И с той поры как армия была приведена в повышенную готовность, все командиры когорт буквально прочесывали местность в поисках кандидатов, которые бы довели вверенную им центурию или манипул до должного уровня. В то время как Катон отвечал непосредственно за муштру когорты и донимал снабженцев насчет необходимого провианта и снаряжения, Макрон исхаживал побережье — от Пиерии до Цезарии — в поисках подходящих рекрутов. В эти свои странствия

он прихватывал десяток самых дюжих своих воинов и сигнум когорты. В каждом городишке или порту Макрон захватывал себе местечко на местном форуме и толкал речь перед сборищем скучливой или, наоборот, не в меру ретивой мужской публики, без которой, как известно, не обходится ни одна городская площадь на просторах империи. Громким бравурным голосом он сулил им всем без разбора завидное довольствие, приличное жалованье, исправное пропитание, полную приключений жизнь, а если доживут, так перед отставкой еще и римское гражданство в награду за — смешно сказать — какие-то двадцать пять лет армейской службы. При некоторой подготовке они обретут такой же представительный и мужественный вид, как у тех воинов, что стоят сейчас за ним, их командиром. По окончании речи к нему начинали тянуться желающие попытать солдатского счастья, и Макрон отбирал из них самых подходящих, отсеивая слабосильных, тугодумов и староватых. Поначалу набор шел неплохо, но на протяжении своего странствия Макрон обнаружил, что его то и дело опережают другие офицеры, умыкая у него из-под носа самых лучших и годных. Но и при этом по возвращении в когорту он приводил с собой людей достаточно, чтобы довести численность до нужного уровня и обучить их до того, как пора будет выступать в очередной поход.

Остаток долгой зимы Макрон обучал новобранцев, в то время как Катон муштровал остальных изнурительным движением в походном порядке и упражнениями с оружием. Пока Вторая Иллирийская проходила подготовку, в Антиохию безостановочно прибывали другие части и становились лагерем за расположением Десятого легиона. С ними толпами подтягивались обозники и праздношатающиеся, а площади и рынки города оглашались криками зазывал и уличных торговцев. Все гостиницы и постоялые дворы были забиты солдатами, и оравы мужчин деловито ждали своей очереди у ярко размалеванных лупанариев, воняющих потом и дешевыми благовониями.

Взгляд Катона сонно скользил по панораме города. Несмотря на то что центурион едва разменял третий десяток, армии он уже успел отдать четыре с половиной года жизни, привыкнув и к солдатскому укладу, и к тому, как проход армии сказывается на жизни городков, через которые пролегает ее путь. Несмотря на невзрачное начало, солдатом Катон оказался хорошим, как будто заранее готовился к этому поприщу. Сыграли свою роль и смекалка с отвагой, преобразив изнеженного домашнего отрока в воина, способного командовать людьми. Удача тоже не подвела. При поступлении во Второй легион ему выпало очутиться в центурии Макрона — как оказалось, на счастье. Не угляди тогда центурион Макрон в этом худом, резковатом римском рекруте задатков и не возьми его под свое крыло, Катон вряд ли бы дожил до сегодняшнего дня — как тогда на германской границе, так и в последовавшем походе на Британию. С той поры они вдвоем успели уйти из Второго легиона и послужить — недолго — во флоте, а затем их обоих направили на восток, где Макрона ждало его теперешнее назначение.

В предстоящем походе они опять будут сражаться плечом к плечу в составе легиона. Катон чувствовал некоторое облегчение от того, что бремя самостоятельных решений будет с них таким образом снято; облегчение с толикой безотчетной тревоги, связанной с самим вступлением в новую кампанию. Куда более опытные солдаты, чем Катон, оказывались сражены стрелой, камнем из пращи или ударом вовремя не замеченного меча. Его самого покуда проносило; остается лишь надеяться, что удача не оставит его и теперь, если будет война с Парфией. Драться с парфянами ему уже немного доводилось в прошлом году, и теперь он хорошо знаком с их мастерской стрельбой из лука, быстротой и внезапностью их конных атак, когда они налетают словно из ниоткуда, а затем мгновенно исчезают, будто их и не было, оставляя римлян лишь дивиться да считать убитых. Эта их тактика ведения боя — серьезное испытание и для легионов, не говоря уж о Второй Иллирийской когорте.

А может, это и не совсем так. Может, у их когорты шансов против парфян больше, чем у легионеров. У велитов вооружение легче, к тому же их когорта на четверть состоит из верховых, так что парфянам при бросках на Вторую Иллирийскую надо быть начеку куда больше, чем при нападениях на неповоротливых тяжеловооруженных триариев [10] в легионах. Кассию Лонгину с парфянами надо держать ухо востро, а иначе можно повторить судьбу Марка Красса и его шести легионов, наголову разбитых лет сто назад. Красс тогда забрел глубоко в пустыню, и после нескольких дней изматывающих своей внезапностью атак парфян под яростным солнцем его армия оказалась разгромлена вместе с ее полководцем.

10

Триарии — в армии Древнего Рима воины тяжелой пехоты, вооруженные мечами и пилумами (короткие метательные копья); в бой вводились в решающий момент.