Цепи грешника
Шрифт:
Взгляд у Уильяма стал звериный, жестокий, и до такой степени страшный, что мне стало не по себе. От былой простоты в нем и следа не осталось, что не мудрено — всех изменила битва.
— Андарий, что дальше? — спросили из толпы.
Пришлось выбирать себе имя местного покроя, и пришлось представиться. Ни разу я никому не представлялся за пять лет, понимая, что имя "Андрей" могло вызвать ненужные вопросы, да и зарегистрирован как житель Антерры я не был. Когда вел дела в самом начале — предпочитал оставаться анонимным, что сыграло со мной злую шутку. С теми же валунами изобилия я не подписывал важных бумаг, и это помогло "партнерам"
— Прорываемся к площади, — скомандовал я.
Маша и Уильям держались рядом, когда мы рванули к площади что есть мочи. У меня не было представления, как быстро ангелы могли разделаться с грешниками, и как только они стянут силы к центру лагеря — нам конец. Иллюзий о нашем превосходстве я не питал. Мы разделались с пятью ангелами только потому, что нас было сорок человек и Уильям. Боевое упрямство ангелов нам помогло. Ангела не волновало, сколько врагов выходило против него. Пять, десять, сто — он всегда бросался в бой и стоял насмерть.
Лагерь превратился в поле битвы. Мы мчались к центру площади, и проносились мимо горевших зданий. Пожарами улицы вырывало из темноты, а от запаха гари кружилась голова. Из закоулков доносился звон стали, взрывы огненных шаров, вой ветра, и холод магии льда.
Восстание вспыхнуло молниеносно. Узники подтянулись к складу, и в считанные минуты численность вооруженных музыкантов выросла до нескольких тысяч. Тут и там завязывались локальные боестолкновения. Ангелы бросались на людей, рассекая их мечами, а люди обрушивали на ангелов разрушительные заклятия.
Облака освещало вспышками взрывов, а стены дрожали от магии земли. За зданиями на соседних улицах с грохотом выросли высокие каменные пики, на кончиках которых умирали и люди, и ангелы. Лужи в грязи покраснели от крови, на глаза часто попадались отрубленные конечности или изувеченные тела.
Около харчевни безоружный берсерк оторвал узнику голову голыми руками, но берсерка быстро настигла расплата. Узники бросились на берсерка, человек шесть, повалили его, и силой сорвали с головы шлем. Они были вооружены кто чем: осколками деревянного ведра, и кухонными ножами. Осколками ведер они искололи врагу лицо, пальцами выдавили глаза, а потом перерезали горло мясницким тесаком. Берсерк захлебнулся собственной кровью, пока бился в конвульсиях, на его губах вздулись кровавые пузыри, и он умер в муках.
Я остановился, встретившись взглядом с лидером группы, убившей ангела. Лицо лидера было как у маргинала. По щекам, покрытым тюремными татуировками, стекали капельки пота, и взгляд лидера был бесчеловечен. Почему они так дрались? Почему не убили ангела быстро, а умышленно заставили его страдать? Разве не против этого люди должны бороться? Не против жестокости, с которой воевали ангелы? Зачем им уподобляться? Это показалось мне ужасным. Мой план сделал ангелов значительно слабее, дав людям серьезное численное преимущество, но я не догадывался, что человек ответит ангелу жестокостью, от которой страдал. Война коснулась меня впервые, и, честно сказать, она мне не понравилась.
Война — это страшно, но зачем уподобляться врагу, против гнета которого борешься?
До самой центральной площади я старался не смотреть по сторонам. Нельзя было задумываться над каждой расправой, что постоянно разворачивались вокруг. Мысли мешали действовать.
Забавно. Смерть, которая
Авалон бесновался в клетке, пытаясь вырваться и добраться хоть до кого-нибудь — настолько его заморили голодом. Здания перед площадью пылали. Люди, охваченные пламенем, бросались в окна, и резали руки об стекла, которыми скалились оконные рамы. По земле ползли умиравшие ангелы, волоча на спине обгоревшие крылья, а от болезненных криков, заполнивших воздух, мне леденило душу. Гадко. Бой выглядел гадко, но я не хотел об этом думать. "Надо поскорее убраться" — подумал я.
Я, все же, музыкант, а не кровожадный наемник. Война не доставляла мне удовольствия. Я привык радовать людей, а не отсекать головы и отнимать жизни.
У главных ворот завязался бой. Контрабасисты смертоносными мелодиями швыряли в узников "Огненные шары", и узники вспыхивали, как тополиный пух от огня зажигалки. Узники бросали инструменты и падали в лужи, пытаясь себя затушить, а те, кому повезло, сразу умирали от взрыва огненного шара. Прямым попаданием огненный шар убивал, а вот те, кто оказывался в зоне поражения языков пламени — загорались. Большую часть узников, попавших под обстрел, ударными волнами бросало на землю в изувеченном и обожжённом виде.
Узника отбросило взрывом мне под ноги, и я рефлекторно отпрыгнул назад. Черная от огня одежда на его теле прилипла к коже, а где-то и вовсе переплавилась с нею, превратившись в страшную смесь обугленной плоти и ткани. Хорошо, что он успел умереть от взрыва. Иначе ему пришлось бы корчиться от боли в сырой земле до смерти из-за болевого шока.
Красивый мир меча и магии — об этом я читал в книгах про попаданцев, в которых сейчас мечстал оказаться. Больно кровавой оказалась разница. Где грудастые эльфийки, что обещают раздвинуть ноги за помощь? Где благородные рыцари? Где волшебство, что сеет добро, и магия, что убивает быстро и безболезненно? Не в Антерре. Антерра — это война в полный рост, и заклинания, от которых больно.
Не менее страшно контрабасисты разили врагов магией льда. Группа узников в панике бросилась к воротам, опасаясь попасть под заклинания, но прозвучала мелодия контрабасиста, и узников изрешетило шквалом из ледяных шипов, будто выстрелом дробовика в упор. Спины узников взорвались кровавыми брызгами. Шипы разорвали одежду, плоть, вздернули фонтанчики грязи, и впились в стылую землю, промерзшую чуть ли не до земного ядра. Узники лежали, ворочались, пытаясь не выронить вываливавшиеся кишки, и стонали от боли. Лица узников изображали мучение, ужас, а по щекам градом текли слезы.
Казалось, с каждой минутой путешествия я глубже погружался в преисподнюю.
Люди из моей группы разбежались по укрытиям, понимая, что лобовая атака — самоубийство. Пока контрабасисты крыли центральную площадь плотным огнем — к воротам не прорваться.
Контрабасисты заметили меня и Машу, и сразу же мазнули смычками по струнам. Благо, холод появлялся прежде, чем заклинание льда проявляло себя в материальной форме. В последний момент мне удалось схватить Машу за руку, и утащить ее за угол горевшего барака. Плотное скопление ледяных шипов пушечным ядром просвистело в том месте, где мы с Машей стояли пару секунд назад. Морозный ветер пронесся по грязи следом за шипами, и грязь покрылась инеем, замерзнув вместе с кровавыми лужами.