Цепи судьбы
Шрифт:
Чем дольше они беседовали, тем больше обнаруживали, сколько у них общего. Джей тоже окончил университет, но его специальностью была энтомология.
— Изучение насекомых, — пояснил он, увидев озадаченное лицо Барни.
Оба предпочитали футбол, а не регби, оба были женаты чуть больше года, не любили грозу и терпеть не могли зеленых овощей.
— Особенно капусту, — добавил Барни.
Джей сделал вид, что его тошнит.
— Я бы не удивился, если бы нас здесь стали закармливать капустой. Что такое зауэркраут [24] ?
24
Sauerkraut —
— Понятия не имею, но звучит отвратительно.
Они подошли к небольшой группе заключенных, игравших в карты на каменной скамье, и некоторое время наблюдали за игрой. Похоже, за их тюрьмой уже успело закрепиться прозвище «Улей». Барни подумал, что он совсем не прочь некоторое время пожить в Улье. Особенное облегчение он испытывал от того, что ему удалось избавиться от Эдди Фэрфакса и познакомиться с Джеем Гриффитцем, который ему очень понравился. Какому-то бедняге придется жить с Эдди в одной комнате… камере.
Приближалось время ужина.
— Руки мыть будем? — поинтересовался Джей, когда они опять вошли в здание. — Или военнопленным не положено быть слишком чистоплотными?
— А в смокинги переодеваться будем? — поднял бровь Барни.
— Надеюсь, прислуга хорошо начистила столовое серебро.
— Чего я терпеть не могу, так это плохо начищенного столового серебра.
Приятели наперегонки помчались наверх и пришли к финишу одновременно.
Когда они, пыхтя, ввалились в комнату, капитан Кинг стоял у окна и смотрел на лес. Услышав их, он обернулся.
— А, Паттерсон, — весело обратился он к Барни. — Боюсь, что у нас возникла проблема, которую можете решить только вы.
У Барни появилось дурное предчувствие относительно характера проблемы, и у него внутри все сжалось.
— Речь идет об этом простофиле Фэрфаксе, — продолжал капитан. — Судя по всему, он отказывается жить с кем-либо, кроме вас. Он там внизу устроил настоящий скандал, когда узнал, что ему придется поселиться с незнакомцем. По моему скромному мнению, он нуждается в психиатрической помощи. Либо в пинке под зад. При обычных обстоятельствах я бы приказал ему заткнуться, он находится в армии, а не на курорте, но ведь обстоятельства, в которых мы оказались, обычными не назовешь. Я пришлю его сюда, если вы не возражаете. А Гриффитц может перейти в комнату номер четырнадцать, этажом ниже.
— У меня есть выбор, сэр?
— Честно говоря, нет. Я прошу вас, а не приказываю, но ваш ответ должен быть утвердительным.
— В таком случае, сэр, пусть приходит, — устало произнес Барни.
— Ваш энтузиазм, Паттерсон, достоин восхищения, — ухмыльнулся капитан.
— Вот дерьмо, — выругался Барни.
— Очень жаль, — Джей начал собирать вещи. — А кто этот Фэрфакс?
— Мы вместе учились в Оксфорде. Ему не место в армии. — Барни угрюмо уставился на шкафчик и что было силы пнул его ногой. — Хуже всего то, что его невозможно не жалеть.
— Что ж, как говорит моя мама, тебя ждет награда на небесах. — Он сжал локоть
— Сомневаюсь, — Барни пожал товарищу руку. — Пока, Джей.
— Пока, Барни.
Психиатр нужен не Фэрфаксу, а мне самому, думал Барни, лежа этим вечером вниз лицом на верхней кровати и слушая нытье своего навязчивого друга.
— С тобой все в порядке, Барни? — заботливо поинтересовался снизу Эдди. — Ты целый вечер молчишь.
— Я устал. Если ты хочешь с кем-нибудь поговорить, спустись вниз. — Столовая использовалась и как гостиная. — Там полно народу.
— Я ни за что не оставлю тебя одного, старина, пока тебе не станет лучше.
— Я прекрасно себя чувствую, Фэрфакс. Просто устал. Смертельноустал, если хочешь знать.
— Если я спущусь вниз один, со мной никто не захочет разговаривать.
— Почему бы тебе не взять бумагу, которую нам выдали, и не написать письмо домой? — раздраженно ответил Барни. Он и сам бы спустился вниз, но, представив себе волочащегося в двух шагах позади него Фэрфакса, отказался от этой идеи. Барни очень хотелось написать письмо Эми, но он не сможет этого сделать, пока не окажется в одиночестве. Изливая душу, он хотел мыслить ясно.
— У меня нет настроения писать письма, — обиженно произнес Фэрфакс.
Барни не ответил.
Пятью днями позже прибыл комендант лагеря. Его звали Фредерик Хофакер. Он носил чин полковника. При этом событии никто не присутствовал, но шум небольшого автокортежа, доставившего коменданта в крепость, грохот сапог по каменному полу и лающий голос, отдающий приказы, разнеслись по всему зданию.
Был введен в действие отсутствовавший до этого распорядок дня. Заключенные должны были вставать не позднее семи утра, а ложиться в десять. К этому времени гасили свет, после чего всяческие разговоры исключались. Военнопленные должны были не меньше двух часов в день заниматься во дворе физкультурой, мыть за собой посуду после еды и самостоятельно застилать постели. Опоздавшим к столу еда выдаваться не будет, а неповиновение будет караться тремя днями карцера на хлебе и воде. За попытку побега полагался расстрел. Последнее положение было подчеркнуто дважды.
Им также сообщали, что по воскресеньям в столовой будет проводиться католическая служба, вслед за этим пастор-лютеранин будет удовлетворять духовные потребности представителей других вероисповеданий, что включало все религии земного шара.
— Не так уж плохо, — заметил Барни, закончив читать разлинеенный листок бумаги.
— Но два часа физкультуры, Барни, — опять заныл Фэрфакс. — Каждый день!
— Интересно, а как поживают наши рядовые и капралы? — многозначительно произнес Барни. — Готов побиться об заклад, что они спят все вместе в одной, набитой до отказа спальне, а не по двое в комнате, и я бы очень удивился, если бы узнал, что их кормят так же пристойно, как и нас.