Цепкие лапы родины
Шрифт:
30 апреля Микола первый раз заступил в наряд по казарме. Когда вечером он стоял дневальным по роте «на тумбочке», вдруг послышался радостный крик «Ура-а!». Тут же из лен-комнаты повалили сияющие от счастья деды. «Ура-а, вышел, приказ вышел!!!» Один из дедов подбежал к нему и вне себя от счастья крепко обнял за плечи…
Ночью сразу трех духов послали за бухлом в поселок. На этот раз им даже денег немного дали. Опять началась крутая пьянка. Чуть позже из поселка привели местных солдатских шлюх, крики и визги по всей казарме продолжались почти до утра. Когда все утихомирились – деды свалились в пьяном забытьи, а духи в бессилии. По всей казарме был бардак – кругом валялись пустые бутылки, остатки закуски, кое-где лужи блевотины. Даже меняясь
Дни шли своим чередом. Вскоре и новобранцам выдали оружие и допустили до несения караульной службы периметра охраняемого объекта. Однажды Калину застукали спящим в патруле, после чего ему пришлось «уснуть на сапогах»* в бытовке. Когда привели в чувства, ему пришлось еще долго смывать лужи своей крови. В следующую ночь он исчез, - ударился в бега…
В первой роте шакалы «застукали» пьяных дедов. Деды посоветовались и решили, что их «сдал» дух по кличке Касьян: кто-то видел, как с ним разговаривал замполит. Касьяна объявили «стукачем» и сломали нос. Через пару дней он повесился в сушилке. Он слишком хорошо понимал, что теперь его ждет. Понимал, что теперь бить его больше не будут, но ему в постель будут регулярно ссать, или подбросят лягушек. Когда он уснет, матрас вместе с ним сбросят на пол. В столовой, когда он будет идти с тарелкой, обязательно подставят подножку. Когда будет садиться, из-под него вытащат стул. Как только отвернется, ему в суп подбросят тараканов… Со временем от всего этого у него сначала отключатся эмоции, потом способность соображать, говорить, чувствовать боль. Останутся только инстинкты – самые основные, и он превратится в амебу в человеческом облике… Бежать бесполезно – рано ли поздно всеравно поймают и посадят.
Однажды, рассматривая свое лицо в зеркале, Микола заметил, что его нос, переломанный в двух местах, слегка искривился. Просто, после переломов, надо было пару недель спать только на спине, лицом вверх. Но, кто это выдержит?!.. Повернулся во сне на бок, и вот результат… Манеры и речь его тоже изменились. Теперь он говорил очень редко и коротко. Если спрашивали, отвечал не сразу, продумывая каждое слово, чтобы не ляпнуть лишнее.
В начале июня на дембель отправили первую партию стариков. Солдат нового призыва все еще не было. Но вот однажды в казарму забежал Воробей и радостно проорал: «Пригнали! Духов пригнали!!!»
– Духи! Духи, вешайтесь! – радостно кричали им.
Побледневшие, перепуганные духи, коротко стриженные, худые, в новеньких «афганках»* озираясь по сторонам сбились в кучу… Через пару часов в казарме с ними уже проводили «разъяснительную работу». Микола не участвовал в общем ликовании, не выходил глазеть на духов. Слишком еще свежи были воспоминания недавней «теплой встречи» их самих. Однако теперь, с прибытием в часть нового призыва они становились полноценными «черпаками». В эту же ночь была организована грандиозная пьянка, в ходе которой бывших духов перевели в черпаки, отлупив их по заднице бляхой солдатского ремня - количество ударов, согласно числу месяцев службы. «Черпаков» перевели в «деды», ниткой по подушке, уложенной на задницу.
…14-19 июня группа чеченских боевиков во главе с полевым командиром Шамилем Басаевым совершила атаку на Буденновск, захватив больницы и заложников — 1600 жителей города. Благодаря штурму больницы спецназом 17 июня был освобожден 61 заложник. После переговоров 19 июня боевики освободили оставшихся заложников. Российские власти согласились на прекращение военной операции в Чечне, а террористам позволили вернуться в Чечню…
В июле отправили на гражданку еще одну партию отслуживших свое дембелей. Однако новых духов все никак не пригоняли. Ходили слухи, что из-за войны количество призывников резко сократилось. Солдат не хватает
Письма от Регины приходили все также стабильно. Правда, Микола стал замечать, что некоторые из ее писем пропадают. Кроме того, своевременно отвечать на них не получалось. В связи с переходом в категорию «черпаков», напряги со службой резко снизились. Теперь они сами считались как бы «стариками», только «не очень старыми», однако, по причине мизерного количества духов, по прежнему приходилось много работать. Из-за нехватки солдат их ставили в наряды и на охраняемый объект почти каждый день. В своих письмах Регина сообщала, что окончила третий курс техникума, но предстоит проучиться еще несколько месяцев – до нового года, а там начинаются экзамены. Иногда приходили письма и от друзей.
Теперь Микола к службе в армии основательно привык. Уже не было так одиноко и тоскливо, а бытовые трудности воспринимались как нормальная привычная повседневность. С уходом последних дембелей служба стало как-то проще. Правда, теперь ополчились шакалы. Так как общее соотношение солдат и офицерья сильно изменилось в пользу последних, они стали стараться взять власть в свои руки.
6 октября по телевидению сообщили, что в Грозном на командующего Объединённой группировкой войск генерала Романова было совершено покушение, - взорван автомобиль, на котором он ехал, в результате чего он оказался в коме. В свою очередь, были нанесены «удары возмездия» по чеченским сёлам…
– Рота, подъем! – послышался истошный вопль дневального.
Микола открыл глаза. В кубрике горел свет, но на часах был только первый час. «Шо-за хрень», - Микола лениво слез с койки и стал натягивать ПШ поверх белухи. Ворча и матюкаясь, поднимались остальные солдаты. На взлетке, рядом с дневальным, стоял дежурный по роте - контрактник старший сержант Кузьмичев, по кличке «Кузя».
– Быстрей шевелитесь, мать вашу, быстрее! К оружейки подходите. – С этими словами он убежал в глубь казармы и через несколько секунд послышался звон сработавшей сигнализации.
Вскоре два десятка незадействованных в нарядах или по службе солдат – все, что осталось от роты, получали из оружейки автоматы. В дверях казармы что-то орал прапорщик Граматчиков, солдаты натягивали шинели и выбегали из казармы. Вслед за всеми рванул и Микола. Снаружи дул холодный ветер, моросил дождь, под ногами хлюпала вода. Кто-то хотел было бежать на плац, но был остановлен крепкими прапорскими матюками, в итоге солдаты стали собираться возле курилки, перед входом.
– Все вышли? За мной! – коротко скомандовал прапор и понесся в сторону стрельбища.
– Чо стряслось, не знаешь? – спросил Микола рядом бежавшего мелкой рысцой Костика Ткаченко.
– Говорят, нападение на часть…
– Шо, внатуре? – искренне удивился Микола, - а я думал шакалам опять «в войнушку» поиграть захотелось – учебную объявили.
– Да, нет, на этот раз говорят, выстрелы были. Так что, пулю в жопу можем схлопотать вполне реально.
– А-а, ничего. Зато в госпитале отдохнем.
– Ага… или ву гробу!..
Минут через пять они уже лежали в мокрой пожухлой траве, метрах в пятнадцати от колючки*, старательно вглядываясь в темноту. Указывая где кому залечь и куда смотреть, Граматчиков предупредил, чтобы, если кто попрет через колючку, действовали строго по уставу – предупреждение, стрелять в крайнем случае. Где-то со стороны КПП слышались крики, хлопнул выстрел. Опять тишина. Ветер был слабый, капли дождя мирно шуршали по траве. Время шло, ничего не происходило. Становилось холодно. Микола поднял воротник шинели и посильнее натянул на уши шапку-ушанку. Они перекинулись парою фраз с Костиком, но вскоре замолчали – разговор не клеился.