Цепная лисица
Шрифт:
– На себя посмотри, – улыбнулась я. – Вот где зомби – так зомби. Вот ты зашёл, а если бы я мылась?
– Тогда бы мне повезло больше. Почему телефон выключен?
– Эм-м, сломался, – коротко объяснила я, краснея как рак. Не объяснять же про сообщение от Алека и свою реакцию.
Павел молча смерил меня взглядом, остановившись на тех частях тела, которые так удачно подчеркивала выбранная одежда, хмыкнул. Я резко отвернулась к раковине:
– Так чего ты так рано? Ты Нину Валерьевну загипнотизировал, что ли? Она обычно чужих не пускает.
– Ну
Я спиной чувствовала его жар. Моя лисица вдруг прильнула к Эмону Павла, лизнула его прямо в серое ухо. У меня перехватило дыхание от смущения, я развернулась, желая сбежать и оказалась лицом к лицу с Павлом. Его глаза смотрели внимательно и настороженно. Я с удивлением вдруг заметила, какие они тёмные. Цвета горького кофе. Губы казались слишком тонкими, а лоб высоким. И всюду запах сухой травы. В следующий миг я уже поднырнула под руку старосты и оказалась с другой стороны. Торопливо крикнула, убегая в комнату:
– Через две минуты выходим. – И: – Доброе утро, Нина Валерьевна! Спасибо за предложение, но мы очень торопимся.
Дверь захлопнулась, и я спряталась за ней, прижимая ладони к щекам, сердце едва не выпрыгивало из груди. “Этого ещё не хватало! Чёртовы Узы!” “И ты, предательница!” – я злобно подёргала лису за ухо и сама же поморщилась. Раньше, чтобы тактильно прикоснуться к Эмону, мне требовалось потратить уйму сил. Теперь же, неожиданно для себя самой, почувствовать мех под пальцами не составило труда. Я завороженно провела рукой по лисьей холке, будто гладя себя по пышной шерстяной шапке. От прикосновений к основанию ушей почему становилось щекотно шее, а тычок в нос отдавался неприятным давлением в переносице. Лиса недовольно фыркнула, кажется, и вовсе бы ушла, если бы могла. Интересно, когда она лизнула Койота – почувствовал ли Павел что-нибудь?
В дверь коротко и нервно постучали. Спохватившись, я подняла с пола разбитый телефон, сгребла в карманы мелочь из ящика тумбы и, приняв невозмутимый вид, вышла из комнаты. Не глядя на Павла, накинула пальто, влезла в ботинки. Попрощавшись с Ниной Валерьевной и закрыв дверь квартиры, спросила у старосты, как бы между прочим:
– Так куда мы теперь?
– К одной очень полезной знакомой, – загадочно ответил Павел, толкая дверь и пропуская меня вперёд. – Настоящая ведьма. Вы с ней подружитесь, если не испугаешься, конечно.
– Ещё чего! – возмутилась я и шагнула на лестничную клетку.
***
Питерская осень вступала в зрелую пору – ту самую, когда светлеет к обеду, а темнеет уже к пяти, а люди бредут по улицам, как сонные мухи – от работы к метро, от метро к домам. Сегодня и без того тусклый диск Солнца скрылся за тяжёлыми, низкими тучами. От порывов ветра на все лады скрипели водосточные трубы. И без прогноза синоптиков было ясно, что дождь может зарядить в любую минуту. Я с грустью подумала о
У дома нас ожидала серая от пыли машина с жёлтым световым табло “Такси” на крыше. Койот махнул рукой сонному водителю, усатому старичку с крупной залысиной, и открыл мне заднюю дверь. Стараясь ненароком не коснуться Павла, я забралась внутрь. На мой вопрос о том, зачем тратить деньги и не легче ли воспользоваться общественным транспортом, тот скривился, точно проглотил лимон:
– Ненавижу толкучку, – с отвращением сказал староста, садясь на переднее сиденье и захлопывая дверь. – Никогда не знаешь, кто стоит за спиной.
“О-о, да у кого-то проблемы с доверием”, – подумала я.
Павел пристегнул ремень безопасности и уставился в телефон, явно не желая продолжать разговор. Такси тронулось с места.
Хоть Павел и занимал переднее сиденье, его Эмон то и дело косился на мою лисицу, и та тянулась к нему, точно винтик к магниту. Ещё немного и они бы соприкоснулись носами. Я незаметно передвинулась так, чтобы сделать невозможным их контакт.
Узы соединяли нас с Павлом ярко горящим ручьём. Не верилось, что они так опасны. Что всего через пару недель один из нас может умереть. Одна душа поглотит другую.
Порывы и эмоции последних дней – лишь результат влияния Уз. Мы словно куклы на их верёвочках, скачем под их указку, мечемся в поиске выхода, а чувства, как прорвавшийся подземный ключ, заполняют наш колодец, и вот, мы уже тонем, потому что сил бороться нет. Вчера я полезла обниматься. Сегодня от взгляда Койота сердце заходится. Что будет завтра? Сохраню ли рассудок такими темпами?
Чувствует ли Павел то же самое? Внутри него скрыто столько печали. Что случилось с ним в прошлом? О чём говорил Алек, упоминая семью Павла? Связано ли это с тем, что происходит сейчас?
Вопросы крутились на языке, но присутствие водителя смущало, и потому они так и не сорвались с губ. Таксист сделал радио погромче. Дикторы обсуждали последнии новости спорта. За окнами мелькали однотонные серые дома. Я прислонилась лбом к стеклу, холодному и немного влажному, закрыла глаза. Всё-таки ранние подъёмы не для меня.
Проснулась я от того, что Павел тряс меня за плечо.
– Да ты у нас не лиса, а сурок. Храпела так, что машина подпрыгивала. Тебе совсем не интересно, куда мы ехали? – Он стоял снаружи, дверь была распахнута. Судя по всему, ждали только меня.
– Да хоть в пекло. И ни капли я не храпела, – бурчала я, выбираясь из салона. Ноги знатно затекли и негодующе ныли. Я с наслаждением потянулась
Мы стояли во дворе незнакомого семиэтажного здания в форме лежачей буквы “п”, судя по облупившейся облицовке, довольно старого. По стенам застывшими молниями тянулись трещины. Недалеко, на деревянной лавочке сидела пожилая пара и кормила голубей, на детской площадке бегали двое ребятишек, замотанные в шарфы так плотно, что наружу высовывались одни носы.