Цепная реакция
Шрифт:
После короткого, но весьма богатого впечатлениями спуска чувство юмора на время покинуло Вилиса.
— Куда ты прёшь, чёрт возьми! — начал он орать, но тут заметил испуганный взгляд Ивара и лишь махнул рукой. Облизал губы и сплюнул. — Сделаем иначе, — принял новое решение. — Я полезу первым, ты за мной, прямо по моим следам. Но заруби на носу: если снова сползёшь, будешь куковать тут, на берегу, до утра. Всё понятно?
Ответа не было, да Вилис и не стал дожидаться. Подошёл к стене и снова начал взбираться на кручу. На этот раз он старался выковыривать ямки для упора ног. Вязкая глина сразу же набилась под ногти. Иногда пальцы попадали
Метр за метром Вилис медленно поднимался к вершине обрыва. Снизу доносилось пыхтение, которое иногда заглушалось громом. Вилис грозы не боялся, но от очень уж сильного грохота невольно вздрагивал, хотя и злился за это сам на себя.
Ивар карабкался вслед за Вилисом, по выковыренным братом ямкам. Распластался на отвесной стене и вдруг вспомнил лягушку, за которой однажды вечером наблюдал во дворе межерманской усадьбы. У сарая стояла доска, и лягушке бог весть с чего вздумалось вдруг взобраться по ней. Все её старания ни к чему не приводили, слишком круто была поставлена доска. Лягушка сползала, но всё лезла, лезла, и Ивар удивлялся этому непонятному и, казалось, бессмысленному упорству.
А сейчас он сам похож на ту лягушку. Если не считать сандалий — лягушке они не давили так больно на живот…
И всё же братьям повезло. Вилис дотянулся-таки до заветных корней! Цепляясь за них, быстро преодолел последний отрезок нелёгкого пути. Забрался наверх, лёг плашмя на землю.
— Давай руку!
Через мгновение Ивар был уже рядом с братом. Оба встали и посмотрели на реку, которая бушевала внизу. Отсюда, сверху, стена, по которой они только что ползли, выглядела намного выше.
Взглянув на брата, Вилис расхохотался. Ну и вид! Весь перемазался с ног до головы! А лицо! И дождь стекает по нему извилистыми струйками.
Он совсем не подумал, что вроде бы смотрится в зеркало. Но малыш не смеялся, малышу было не до смеха. Он уже пожалел, что увязался за Вилисом в Плиены. Сидел бы теперь дома — тепло, сухо, светло, крыша над головой. Он озабоченно склонился над щиколоткой. Но ничего нельзя было разглядеть: всё в глине.
Вилис перестал смеяться.
— Надо промыть, — сказал он серьёзно. — Ещё получишь заражение крови. Вымой руки в траве и очисти рану… Смелее, смелее! Что ты так возишься?.. Ну тебя! Дай я…
— Нет! — завопил Ивар и отдёрнул ногу. — Я сам!
— Тогда не тяни, а мой как следует! И побыстрее — время-то летит!
Операция подошла к концу, и Ивар застегнул сандалии.
Снова вошли в чащу. Вилис шагал быстро, обходя толстенные ели и выдерживая направление на юго-восток. Ивар едва поспевал за ним.
Гроза побушевала с четверть часа и стала утихать. Гром гремел не с такой силой, ливень тоже поунялся. Ели стояли здесь сплошной стеной, их густые кроны ставили дождю заслон. Но даже густая хвоя не была в состоянии притушить ослепительный блеск молний. Они то и дело вспыхивали призрачным голубым огнём, и после каждой такой вспышки делалось ещё темнее. И если Ивар, когда сидел под навесом, решил, что гроза в деревне куда страшнее, чем в городе, то теперь, в лесу, он пришёл к ещё одному выводу. Оказывается, хуже всего во время грозы в лесу. И всё же, наперекор страху, в нём невольно рождалось восхищение гигантскими силами природы.
Шум реки, по мере того как ребята от неё отдалялись, быстро растворился в шелесте дождя. Но вскоре спереди до них опять донёсся звук бурлящей воды. Ивар с удивлением подумал:
— Смотри, вон там была когда-то землянка. — Вилис указал на другой берег рва. — Прямо в обрыве, за кустами — если не знаешь, ни за что не найти. В ней прятался Кудис в последнее лето войны.
— Землянка? — У Ивара перехватило дыхание. — Покажи!
— Я ж тебе показал.
— Да, но… Придём сюда днём, а, Вилис? Придём?
— Зачем? От неё всё равно ничего не осталось. Всё давно обвалилось.
— А-а… — разочарованно протянул малыш. Помолчал немного, потом спросил: — А почему он прятался? И его здесь ранили?
— Ранили?! — удивился Вилис. — Нет. С чего ты вдруг взял?
— Ну, я подумал… Он ведь хромой.
— Кто?.. Ах, ты про старого Кудиса? Нет, это не он. Сын его жил здесь, в землянке. Отец Маруты. А старик ему еду таскал. Через брод.
— И тогда его ранили?
— Да нет же! Старого Кудиса ранил браконьер. Очень давно, ещё до войны. Здорово ранил, но он всё равно остался на работе. Потом война. Отца Маруты призвали в фашистскую армию, но он взял и спрятался в лесу. Фашисты его искали-искали — не нашли. А старого Кудиса уволили с работы, да ещё и посадить грозились.
Ивар шёл уже не позади, а рядом с братом.
— Ну вот… В то время он и запил. Отсюда у него и нос такой, понял? С ногой становилось всё хуже и хуже…
Ивар оглянулся, хотя они давно прошли то место, где когда-то была землянка.
— И зимой он тоже там жил?
— Где?
— В землянке.
— Отец Маруты?.. Нет, зимой старик Кудис прятал его в хлеву… А ну-ка, давай отсюда! — Вилис оттащил брата подальше от края рва. — Ещё свалишься ненароком… В хлеву у них был тайник. Всё забито, заделано, чужой человек ни за что не обнаружит. А в одной стене — там, где у них, в Плиенах, курятник, — вынималась доска… В эту дыру отцу Маруты еду подавали. Вот и прожил до самого конца войны… Это на словах просто, а так… На хуторах фрицев полно, шныряют, ищут. Вон отец Риты — ну, той девочки, что к нам приходила, — он тоже удрал от немецкой мобилизации. К партизанам…
— Как? — воскликнул Ивар. — Здесь у вас были партизаны?
— Конечно. А ты разве не знал?
— И они тоже жили в землянках?
— Нет, большей частью не в землянках. Им ведь всё время приходилось менять места — облавы тут, в лесах, шли одна за другой.
— А где же?
— Прямо так. Безо всяких землянок.
— И спали так?
— А как ещё? Когда была возможность, жгли костёр, а нет — и без него обходились.
— И зимой?..
Для Ивара это звучало почти невероятно. Спать зимой под открытым небом и выжить… Он продумывал всё, что услышал от Вилиса. Теперь старый Кудис больше не казался ему ни страшным, ни загадочным. Ивару даже стало его жаль.