Цепные псы пантеонов
Шрифт:
Третья ряженая кичилась цыганским костюмом и потряхивала зататуированными руками бубен. Ей предстояло в конферансной манере нагадать дорогим гостям процветание и вечную дружбу со «Старшей Эддой». Но малиновый дракон сломал расписанный сценарий. На задних лапах он шагнул вперед, навис небоскребом над хлебом-солью, повел перепончатым крылом, оканчивающимся рудиментными ладошками, отщипнул мякоть и макнул в соль... И вдруг предлинный хвост часовой пружиной распутался с его шеи, распрямился струной
Поднятая приземлившимися коврами метрополитеновская пыль успела осесть. Выдержав очередную гнетущую паузу, вдоволь поиграв гипнотизирующими оттенками малинового, усатый дракон, наконец, отшвырнул медвежью голову, как выбрасывают, прикурив, спичку, и сам причастился поднесенными хлебом-солью. Все вздохнули с некоторым облегчением.
— Сын алмазного родника Чан-чинь-Чан обижен, что его не встречает лично Гребаха Чучин, — зашелестел над ухом Джи-Джи-Олифанта надменный голос лиса-альбиноса. Лису даже не пришлось наклоняться, с гномом они оказались одного роста.
— Гребаха Чучин не может участвовать в церемониале лично, ему смертельно опасно покидать двухмерный мир. — Джи-Джи-Олифант подбирал слова для ответа очень осторожно, ведь его слышали не только китайцы, а и Сам из портмоне, пусть хитрый лис об этом не догадывается.
— Это ничего не меняет, протокол есть протокол. — Альбинос многозначительно гримасничал.
— Но ведь мы хотим заключить договор о вечной дружбе, неужели... — Джи-Джи чувствовал себя препаршивейше. Прежде всего, он боялся проколоться в интонациях. Чуть что — запросто окажется стрелочником.
— Это ничего не меняет в обязательном протоколе. — Альбинос многозначительно хлестал хвостом по ляжкам.
...I hear a very gentle sound, With your ear down to the ground. We want the world and we want it... We want the world and we want it, now, now, NOW!— Могу ли недостойный я хоть что-нибудь сделать, чтобы сын алмазного родника Чан-чинь-Чан перестал гневаться? — По правде говоря, герр Олифант прокачивал другую думку. А не распорядиться ли, чтоб скелетики выступили за спинами гостей из стен? Миленькая такая демонстрация силы, дьявол бы побрал этот политес...
— Для начала уберите глупую песню. В ваши досье вкралась грубая ошибка, поклонником группы «Дорз» является не бригадный цинь-генерал Китайкой Небесно-Народной Армии, а ее суперинтендант Лан-линь-Лан, у которого с моим боссом крайне натянутые отношения.
Хвала руде, в апокаклипсе осталось достаточно энергии, чтобы заслать нужный приказ. С Джимом Мориссоном разобрались. Седой лис любезно, однако все еще кривясь, подсказал верную тему, и из динамиков под струны ситары зазвучал новый голос. И, вполне может быть, исполнитель был еще, приземленно выражаясь, жив — впервые в истории «Старшей Эдды».
Нерожденное и все же длящееся непрерывно, ни приходя, ни уходя, вездесущее, Высшая Дхарма, неизменноеДжи-Джи ошибся: ивовый мостик пригодился гостям. Во главе с оттаявшим драконом они двинули в ворота замка, кто на своих двоих, а кое-кто и на четырех, и на шести конечностях. Один — в рогах с собачьей мордой, другой — с петушьей головой, или еще невидаль — ведьма при козьей бороде, а следом — полужуравль-полукот...
Джи-Джи не слишком доверял досье, но методично поднимал в памяти фактуру. «В рогах с собачьей мордой» — пятый мандарин посольства Фэн Мэнлун, прежде всего известный как автор книги о специфике астрального рукопашного боя. По сущности специфическое дальневосточное отродье класса кровососущих. По непроверенным данным, в него стреляли зашептанным алмазом, но у стрелка дрогнула рука, и алмаз застрял меж ребрами, и кто в итоге Фэн Мэнлуна убьет, должен извлечь алмаз и отдать первому встречному, иначе не избежит несчастья. «С петушьей головой» — четвертый мандарин Ли Юй Чаша, Мир Отражающая, большой спец по речному жемчугу, по сущности же третьеразрядный дух рисовых полей, сделавший небесскандальную карьеру еще при Гоминдановском режиме. Еще любопытно — узнает иероглифы и цвета по запаху... Заодно начштаба постарался с ходу запомнить, кто кому уступал дорогу, дабы разобраться в настоящей табели о рангах прибывшей делегации. Конечно, эти подробности фиксировал далеко не он один, но начштаба герру Олифанту предстояло вести церемонию застолья, и некогда было дожидаться отчета аналитической службы.
...Существующее изначально, самопорожденное, без местопребывания, где нет зла, что отвергается, и нет добра, что принимается, бесконечное всепроницающее пространство, безмерное и беспредельное, без уз, в котором не нужно ничего уничтожать и не нужно ни от чего освобождаться, присутствующее вне пространства и времени, существующее изначально...Наверное, Гребаха Чучин сделал выводы из подслушанного разговора, поскольку, когда герр Олифант в конце процессии вошел в цитадель, Гребаха все-таки, вопреки прежним намерениям, пребывал в трехмерье.
Одноразовые фотомодели-големы по бокам глав сторон держали вычурные ларцы с дарами: у тех — ларец из клена, у эддовцев — из сливы.
— Прошу снизойти к моей человеческой слабости перед лицом величайшего мастера магии... — тряс знатной бородой Гребаха Чучин, заставляя себя заглядывать в глаза дракону, а не рыскать зрачками в поисках циферблатов.
— ...Прошу не принимать мой демарш за попытку обидеть, просто в мою душу вкрались сомнения, не является ли это провокацией со стороны враждебного волхв-дивизиона... — тряс усами малиновый дракон. Весь такой вальяжный, подчеркнуто добродушный и демонстративно щедрый на прощение дипломатических промахов.
— ...Учитывая взаимную давнишнюю симпатию, я безмерно рад, что бригадный цинь-генерал Китайской Небесно-Народной Армии потрудился собственной персоной... — ворковал Гребаха Чучин, рыская взглядом по китайской делегации. А под костным панцирем его черепа неумолимо наяривал бандитским «счетчиком» секундомер.
...Безмерное Дхату — внутреннее измерение, сияющее ясностью, как солнце и луна, самосовершенное, неразрушимое как Ваджра...— ныла магнитофонная мантра.