Цепные псы
Шрифт:
— Ну, здравствуй, Леонард, — спокойно говорит она. Так холодно. Лео тут же приклоняет перед ней голову.
— Здравствуйте, мама.
Глава 4. Одиночество на двоих
Одиночество на двоих
So I'll hold tight to what I know
You're here and I" m never alone…
Barlow Girl — Never Alone
Шел пятый день нашего пребывания в клинике. Началось все не сладко. Поначалу, на нас натравили целый взвод солдат. Наша самозащита была рассмотрена как нападение. Мало того, мы еще и вынуждены скрывать глаза за линзами, ведь только «верхушка» знает о прибытии фаворитов в клинику. Персонал предупредить не посчитали нужным. Нас поселили в двух разных комнатах на семнадцатом этаже. Он оказался относительно пустым. Здесь была только одна занятая палата. Странно это как-то, но жаловаться я не стану. Тоже мне, проблема. Комната, в которой пытались поселить меня и Верону выглядит как элитная больничная палата. Белоснежные голые стены, большое окно с широким подоконником, две металлические кровати, благо, пружины не скрипят.
Уже пятый день ничего не происходило. Я сидела на крыше, свесив ноги вниз. 34 этажа. Я задумчиво глядела вниз. Иногда, ко мне заглядывал Лео. Приносил чего-нибудь перекусить, просто сидел со мной, болтал. Иногда он даже просил спуститься вниз, на этажи. Но я не хотела пересекаться с Харингард. Неприятно мне было рядом с ней, даже немного не по себе. Лейдармал Лео исцелил её. Она была первой и остается единственной женщиной, которая родила фаворита и полностью избавилась от вируса Камелия. И как она отплатила ребенку, что спас ее жизнь? Добровольно отдала в приют? То, что она проведывала его в этом приюте, ее никак не оправдывает. Она меня раздражала. Лео мог жить обычной жизнью, как обычный мальчик. Но вместо этого, его мамаша ударилась в науку, а сына сплавила в приют для отверженных. Хотя он, вроде как, и сам все понимал, добровольно пошел. У него все было иначе, не так как у меня. Да и вообще не мне судить. Я вздыхаю и смотрю на посадочную площадку, которая находится шестью этажами ниже, на соседнем здании. На площадке Верона и Каин, отрабатывают удары. Забавные такие, еще и напрягаются. К чему все это? Нет в этом мире никого, кто мог бы сравниться с силой фаворита. Да мы почти что Боги. Вот только, если фаворит столкнется с фаворитом, что тогда?
Вопрос интересный. Если честно, я никогда не сражалась с фаворитом всерьез, тренировочные бои у нас, конечно, были. Но уверенна, что ни один тренировочный бой не идет в сравнение с настоящим, не на жизнь, а на смерть. И я никогда не сражалась с фаворитом так. Наверное, кроме того случая, пять лет назад… Хотя, даже тогда я не была серьезна, я до последней секунды верила в чудо. Но чуда не случилось. И вот, сейчас я здесь и думаю о том, случится ли чудо в этот раз. Сомневаюсь, правда, но очень надеюсь. Ведь если все на самом деле так, как нам рассказали и на эту клинику хотят напасть, то без него здесь не обойдется, почему-то мне хотелось в это верить. Сражение с фаворитами — это запрет. Кроме тренировок и дружеских спаррингов нам запрещено вступать в бой и применять лейдармал на другого фаворита, даже в ходе конфликта. Не понятно, почему. Но говорят, что серьезные бои между фаворитами — это настоящая битва, кровавая и беспощадная. Так говорят, основываясь на исследованиях первого поколения фаворитов. Я не встречала ни одного фаворита из первого поколения, я даже не уверенна, что хоть кто-то выжил.
Ну да ладно. Что бы не произошло, мне бы не хотелось ни с кем вступать в бой. Мне было лень. На улице было холодно, даже очень. Тучи медленно плыли за ветром. Они были серыми, тяжелыми, клубились словно дым. Иногда мне казалось, что небо попахивает дымом сейчас. Но это был самообман. Воздух вокруг этого места отчетливо пропах медикаментами и смертью. Здесь каждый день умирали люди. Минимум один человек умирал, превращаясь в зловонный цветок камелии. Здесь каждый день, почти на всех верхних этажах можно было услышать стоны, мольбы, крики. На нижних этажах плакали. Плакали родственники, друзья, любимые. Плакали от безысходности. Потому что никакая клиника и никакие лекарства, никакие врачи ни за какие деньги не могли спасти дорогого им человека. Несмотря на то, что человечество построило новый мир, восстало из пепла словно феникс, оно оказалось бессильным против этого ужасного недуга. И это было как-то тоскливо.
Вчера, я впервые в своей жизни увидела зараженную беременную женщины. Нам выдали белые халаты, чтоб мы не привлекали много лишнего внимания. На улице пошел сильный дождь и мне пришлось спустится с крыши. Верона и Лео были заняты разработкой боевой тактики на случай нападения, Каин спал. Поэтому, от нечего делать я шаталась по этажам, слушала, наблюдала. Когда я спустилась на первый этаж, я увидела ее. Ее привез мужчина, бледный, измученный, с красными от слез глазами. Голос его дрожал, когда он говорил с приемным врачом, руки тряслись, когда подписывал документы. Он обнимал ее, плакал, заикался, будто задыхался, словно ему не хватало воздуха. Даже на расстоянии, я чувствовала, как его сердце вылетает из груди. Его сердце болело, обливалось кровью. Столько боли в одном человека. Но она была другой. Она вела себя иначе, хоть и была немного напугана. Она мило улыбалась, когда врач рассказывал ей, что ей предстоит пройти. Стояла, сложив руки на большом животе, слушала, кивала. А когда мужчина обнимал ее, она нежно гладила его по волосам и просила о том, чтоб он, несмотря ни на что, любил малыша, она больше ни о чем не просит. Когда она говорила о том, что малыша нужно защищать и что его нужно любить и никому не отдавать, мое сердце сжималось. Ведь эта женщина знала, что умрет, она знала, что по ее венам течет смертельный вирус и что стоит родится ребенку, вирус примется за нее. Он высосет из нее все соки, уничтожит ее жизнь. Она знала, что подарит жизнь не простому ребенку, а фавориту, маленькому монстру с большими яркими глазами. Но она все равно любила его, монстра внутри себя. Все равно любила, потому что это
Сегодня дождя не было. Было просто хмуро и сыро. Я наблюдала за тем, как меняется патруль, солдаты с опаской оглядывались. Мы больше не попадались им на глаза. Старались не нервировать и не провоцировать. Странно конечно то, что для охраны такой стратегический важной клиники выбрали столь эмоционально не устойчивых солдат, это немного напрягало. Хотя, в принципе, здесь все было логично. Если бы они были действительно отличными воинами, нас бы здесь не было. Ведь правда, если на эту клинику нападут «Кровные Узы», то они и защитится-то не смогут. И, понятное дело, мне это не нравилось. Фаворитов воспитывали люди в приютах, а еще фавориты второго поколения, выжившие. Мы с малых лет воспитывались по определенному алгоритму и так уж получалось, что собаки не кусают своих хозяев. И тем не менее, люди посчитали, что на случай бунта, нужно знать, как себя обезопасить. Обычное оружие ранило нас так же, как и людей, но оно не могло повлиять на силу лейдармала. Поэтому, люди искали способ сражаться с теми, кто не только обладает высоким уровнем физической силы, но еще и обладают нечеловеческими способностями, которых у людей и вовсе нет. Действительно, способности же нечеловеческие, откуда им взяться у людей?
И люди нашли способ. Я даже думать не хочу, как проводились эксперименты, но на костях фаворитов первого поколения было создано то, что могло спасти человека от нападения фаворита. И спустя несколько лет экспериментов, был выведен сплав, который не просто мог ранить фаворита, но и ослаблял его контроль над лейдармалом. Сплав назвали — герайрум, «кровавое серебро». Как был получен этот сплав — не известно, но ходят слухи, что на самом деле в нем не только металлы, но и кровь фаворитов. И если это правда, то получается, что даже здесь они использовали фаворитов, чтоб сражаться с фаворитами. Ничего сами сделать не способны.
После изобретения герайрума, из него стали изготавливать оружие и этим оружием оснащали специальные боевые отряды. Анти-фаворитские отряды. Среди людей это были самые сильные боевые групировки. Они были как мы, только без лейдармалов, а с оружием, которое способно убить фаворита одним выстрелом. Долгое время, это были бесполезные отряды, которые существовали для формальности, так сказать, на всякий случай. Мне известно только то, что лишь однажды, 17 лет назад такой отряд был задействован для поимки беглых фаворитов. Больше я ничего не слышала о том, чтоб анти-фаворитские отряды принимали какое-то активное участие в жизни регулярной армии Минора, они просто были и все. Но пять лет назад все изменилось. Во время инцидента в округе Ширан, анти-фаворитские отряды стали более активны. Теперь они были везде, почти на каждом стратегическом объекте, в каждом административном здании. Парами, группами, целыми отрядами. Но они были. А здесь не было. Сюда привезли нас. И это меня немного настораживало.
Вечером я таки спускаюсь на наш этаж, в коридоре слышу возню и замираю на лестничном пролете. Некрасиво подслушивать, но все же, прижимаюсь спиной к стене и, осторожно заглядываю за угол. На губах невольно появляется ухмылка. На лестничной площадке стоят Верона и Лео. Он что-то бурно ей говорит, размахивая руками. Она импульсивно ему отвечает, так же бурно жестикулируя. Лео хватает ее за руку и прижимает к холодной стене. Я наблюдаю за ними в отражение огромного стеклянного шкафа с медикаментами, прям как по ТВ, романтика. Он сжимает оба ее запястья, нависает над ней. Не вижу его взгляда, но представляю. А вот ее глаза мне видны, хоть и в отражении, но я вижу, как она растеряна, и счастлива, и напугана. Он склоняется над ней. Верона невнятно и тонко мычит, я понимаю, что он поцеловал ее. Она затихает, слышно лишь тихое постанывание. Май отрывается от нее, у него тяжелое дыхание, она же смотрит в пол. Он отпускает ее руки. Верона тут же срывается с места и убегает. Ее шаги гулко отдаются эхом в пустом коридоре. Я остаюсь стоять на месте, прижимаясь спиной к белой стене. Мне грустно? Наверное. Хотя, я все уже давно знаю. Очень давно для того, чтоб успеть смирится.
Тихо, чтоб он не услышал, возвращаюсь на лестничную площадку и громко имитирую свои приближающиеся шаги. Выходит нелепо, но буду надеяться, что прокатит. Выхожу в коридор и подхожу к напарнику. Он вяло оборачивается и смотрит на меня.
— Чего невеселый, Майский? — весело спрашиваю я.
— А то сама не знаешь, — он скептично приподнимает одну бровь, — все ведь сама видела.
— Таки засек, — закатываю я глаза.
— Твое дыхание, пульс. Я узнаю их из тысячи и почувствую за мили от себя, — Леонард пожимает плечами. Чего и следовало ожидать, я была замечена еще в тот самый момент, когда спустилась на этаж.