Шрифт:
М.Дунтау, Г.Цуркин
Церебровизор
С языка собаки капала кровь, а глаза ее смотрели преданно и печально. Они словно спрашивали окружающих:
"Ну за что вы меня так истязаете?"
Нервное лицо инженера Ковдина мучительно искажалось, и всегда он старался ускользнуть в сторону от этого мрачного зрелища. Он становился около окна и молча негодовал, видя сухую, сутулую спину профессора. А профессор усыплял собаку, вскрывал череп и, обнажив серовато-розовый мозг, долго копался в нем своими длинными, гибкими пальцами. Не спеша он накладывал микроэлектроды
Профессор закрывал череп собаки, зашивал кожу, и оба они склонялись у осциллографа, всматриваясь в сложную путаницу зеленых кривых, извивающихся на экране. Не так-то легко найти интересующую кривую биотока зрительного нерва. Профессор садился около усилителя, закуривал и, надувая щеки, иронизировал:
– Уж очень хрупкая наука эта ваша радиотехника, Сергей Васильевич. Попробуй разберись-ка, что тут на экране. Одни наводки.
Они начинали проверять экранировку проводов и, ползая по полу, даже не замечали, как приходил длинный костлявый лаборант Миша и уносил собаку для кормления и отдыха.
Все это повторялось почти каждый день и продолжалось уже более полугода, с тех пор как инженер Ковдин начал работу в лаборатории профессора Малиновского. И почти каждый день завершался длинным спором, который иногда застигал их во время ползания по полу. Сидя на корточках, Ковдин обычно горячился:
– Наводки, говорите? А вдруг это токи соседних нервов? Вам же лучше меня известно, как реагирует мозг собаки, измученной болью и страхом. А работу центральной нервной системы, Иван Михайлович, я полагаю, надо изучать в ее нормальном, спокойном состоянии.
– Значит, возвращаться к энцефалограммам, электрокардиограммам и прочим граммам, Сергей Васильевич?
– вставлял профессор и начинал ходить, шевеля за спиной длинными розовыми пальцами.
– Не возвращаться, а двигаться вперед, - стонал инженер, поднимаясь с пола.
– Физиологам надо шире использовать громадные возможности современных электронных приборов и...
– Электронных приборов? Вы, радиоинженеры, еще плохо помогаете нам.
– А что сделали физиологи, чтобы расчистить нам поле деятельности? Можете ли вы сказать что-нибудь достоверное о процессах возникновения биотоков в нервной системе? А об изоляции их от окружающих тканей? Нужен тесный союз физиологии с электроникой, чтобы...
– Вот он, ваш тесный союз... На экране наводки, под ногами провода, куда ни сунешь руки - везде током бьет!
– Профессор сбрасывал белый халат, марлевую маску и начинал одеваться.
Инженер выключал установку, рубильник лаборатории и тоже одевался. Они шли по дорожке сада и продолжали спорить, не замечая весеннего вечера, огней города и бесконечных толп молодежи на тротуарах. Но на углу, где они обычно расставались, инженер уже совсем мирно крутил пуговицу на пальто профессора.
– Хирургическая методика хороша на определенном этапе. Дайте срок, я докажу вам это. И продолжайте обнажать мозги собак только для уточнения некоторых деталей. Согласны?
– Ага! Обнажать?
– возбуждался профессор, но, пожимая руку, успокаивался и соглашался.
–
Они расставались. Дома профессор еще долго сидел в кабинете, рассматривал в лупу кривые показателей последнего дня, а инженер ложился подумать и скоро засыпал. И почему-то во сне видел одних собак: длинные вереницы их с торжественно поднятыми белыми, черными, желтыми хвостами бежали куда-то в одном направлении.
А утром он удивлялся: почему вчерашние мысли так быстро воплощаются в сны? Видно, переполненная кладовая подсознания старается освободиться от изнуряющих ее впечатлений? "Черт знает! Кажется, постепенно и я становлюсь физиологом". Он улыбался, пил кофе и торопливо шел в лабораторию.
И постепенно лаборатория физиологии стала превращаться в экспериментальную базу электроники. За спинками кресел ученых возникал лаборант Миша и вслушивался в незнакомые слова: напряженность поля, контактор, приемо-передатчик. И профессор все больше входил во вкус идеи инженера. Именно она сделала их дружнее, спокойнее и работоспособнее. Последние бастионы свои профессор сдавал почти без боя, хотя иногда и вспыхивал и бил собеседника колкими вопросами.
– Вы говорите, что контакторы должны находиться возможно ближе, к зрительному нерву?
– Точно, - ответил инженер, наклонившись над схемой с электропаяльником в руке.
– Но ведь контакторы будут наводить биотоки и в соседних центрах.
– Контакторы будут направленного действия, - указал инженер на схему прибора.
– А возле приемо-передатчика предусмотрены фильтры. Они отсекут ненужные токи, и на сетку первой лампы-усилителя попадут лишь токи зрительных нервов.
– Убедили! Только помните, что токи эти ничтожно малы.
– Знаю, Иван Михайлович.
– А на ком думаете провести ваши первые опыты?
– Думаю, на крупных животных. Например, на собаках.
– М-да!..
– только и ответил профессор и начал ходить снова.
Случайно он посмотрел в окно и увидел, как по тротуару улицы идет высокий бледный человек, палкой ощупывая дорогу. Конечно, это один из той большой армии слепых, для которых они с инженером трудятся. Профессор проводил взглядом прохожего. Казалось, слепой напряженно всматривается в вечную тьму окружающей его ночи. Наступит ли день, когда он будет ходить по улицам, оглядываясь, поднимая голову, чтобы проследить за пролетающим самолетом?
Профессор тихо подошел к инженеру и встал у него за плечами.
– И сколько же займет времени это ваше испытание... на крупных животных?
– спросил он.
– Думаю, с полгода, - спокойно ответил инженер.
– Милейший Сергей Васильевич! Вряд ли собака сможет помочь нам в корректировке и настройке прибора. Собачий лай расшифровать невозможно. Нужен человек! Ведь не убьет же его этим мизерным током!
Инженер оторвался от схемы и положил паяльник на рогульку.
– Осторожность, Иван Михайлович, не помешает. Еще неизвестно, на какой дозе тока мы остановимся. Могут быть и серьезные неудачи.