ЦеронРоман. Том I
Шрифт:
У Леви и Джонсона работа кипела. Огромный, занимавший несколько этажей концерн, руководивший бесконечным количеством разнообразных предприятий, казался временами муравейником. Мозг его помещался в центре здания, он был совершенно изолирован и защищен от суеты конторы. В него имели приступ только жрецы деловой касты. Как ни пытались вдова и дочь Малера добиться свидания с главой концерна, это им не удалось. Всегда следовал один и тот же стереотипный ответ: — в отъезде. Но судьбу Малера в концерне не забыли. Для них самой неприятной стороной этого эпизода было то, что загадка его исчезновения до сих пор оставалась нерешенной, и что их деньги оказались бессильными ее раскрыть. Еще неприятнее было то, что они не знали до сих пор того, кто нарушил их стройный план, заставил потерять миллиарды и вынудил их, когда они уже были накануне успеха, перестраивать заново всю организацию. В последнее время у них не все ладилось. Струя золота, лившаяся к ним раньше, все
— Я думаю, Джонсон, что вы так же, как и я, хотели бы окончательно расчистить обстановку. Та неизвестность, в которой мы находимся, очень мешает работе и все чаще заставляет делать ошибки, которые становится все труднее поправлять. Уже много раз нам отказали в заказах там, где еще вчера души в нас не чаяли. На печать приходится тратить бесконечно много не чтобы заработать, как прежде, а чтобы хоть насколько-нибудь уменьшить убытки. Точно то же происходит почти без исключения во всех наших делах. Наш страх перед этим неизвестным страшилом породил боязнь всюду, а эта боязнь наносит нам огромный убыток. Завтра же, поэтому, необходимо сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Для этого испробуем следующий способ; я его изложил на этой бумажке.
Джонсон молча взял ее в руки. Клочок бумаги содержал текст обращения концерна ко всем. Он гласил:
«Техника людям, не имеющим моральных устоев, дала возможность, даже в наше культурное время, стать пиратами — вампиром.
Они погубили стратоплан — это величайшее культурное достижение человечества за последние сто лет!
Они устроили в Гималаях разбойничье гнездо, которое лишь благодаря счастливой случайности погибло раньше, чем смогло принести ужасный вред всему миру!
Они виновники лихорадочной подготовки всех без исключения к войне!
Они враги человечества!
Концерн образует фонд для борьбы с ними до полного их истребления.
Концерн жертвует на эту борьбу сто миллионов франков.
Жертвуйте все. Жертвуйте и сантимы и миллионы. Наша жизнь, наш прогресс, наша судьба от этого момента находится в наших собственных руках. Жертвуйте!»
На следующий день утренние газеты всего мира объявили этот текст.
В вечерних же газетах огромными буквами было напечатано новое обращение концерна. Оно произвело еще более сильное впечатление. В нем было: — «Поддержите нас в нашем крестовом походе против вампира, который посягает на жизнь и культурные достижения века. Поддержите нас все те, кто не хочет крови».
Борьба началась.
IX
Моросил нудный осенний дождь. В узкой грязной улице перед серым облинялым двухэтажным домом с закрытыми железными ставнями остановилось такси. Приехавшим пришлось прождать довольно долго, пока раскрылась массивная входная дверь. Сморщенная старуха, сгорбившись, медленно повела их через коридор, по широкой деревянной лестнице с протертыми дубовыми ступеньками, во второй этаж. Оставив пришедших на верхней площадке, она ушла докладывать. Вскоре старуха вернулась и повела их через большую мрачную гостиную, с мебелью, покрытой чехлами, в кабинет. В нем в старинном кресле сидел Леви с двумя гостями. Он кивком головы ответил на поклон приехавших и попросил их сесть. Живописную группу представляли собой собравшиеся в кабинете. Все они резко отличались друг от друга, но все же на всех них лежал какой-то общий отпечаток. У большинства из них были сгоревшие от солнца лица, а одежда плохо маскировала их экзотичность. Смокинг или обычный пиджак не были в состоянии скрыть их профессию и веру. Их выдавал ряд характерных мелочей. Это были миссионеры из Азии и Африки. Один из них, туземец с широким скуластым лицом, был алеут — глава христианской пропаганды на Аляске и Дальнем Севере. Хоть осень только начиналась, он был одет в пальто с меховой подкладкой и не рискнул снять его даже в кабинете у Леви. Корректно был одет последователь Конфуция: запрятав свою косичку под фетровую шляпу, так и ходил в ней, не снимая ее с головы. Последователь Брамы был в тюрбане и хорошо сидевшем на нем смокинге, такое сочетание невольно бросалось всем в глаза. Раввин из Тель-Авива не рискнул расстаться со своими пейсами. Лишь два миссионера не прибегли к переодеванию. Это были: иезуитский монах и буддист.
Собравшиеся не особенно дружелюбными взглядами ощупывали друг друга. Как только они разместились, к ним обратился Леви.
— Мы побеспокоили вас, — сказал он, — по следующей причине. На наш призыв бороться
Видя, что слова Леви произвели сильное впечатление на присутствующих, Джонсон поспешил использовать это.
— Господа, — произнес он, — в доказательство того, как мы вас ценим, мы вам покажем то, что еще никто в мире не видел.
Лед был пробит, находившиеся в кабинете начали обмениваться впечатлениями. Они разбились по группам, рассказывая, как в их частях света реагировали на последние события. Самой живописной группой безусловно были: китаец, раввин и иезуит. Они оживленно объяснялись на ломаном русском языке. Джонсон вышел, Леви же молчал, утомленно откинувшись на спинку стула. Он не изменил своей позы и тогда, когда все пошли за Джонсоном в другую комнату.
В ней киноаппарат показал сначала посадку пассажиров в стратоплан и его старт. Вторая картина показывала место катастрофы, были видны лишь куски мяса, перемешанные с деревянными и стальными обломками машины. Затем на экране появилось несколько душераздирающих сцен, снятых на похоронах погибших в стратоплане. На полотне появилось большое число — это был день и час гибели стратоплана. От него шли две черные стрелки с золотыми наконечниками. Одна из них показывала на стратоплан, другая на «Церон». Сеанс кончился. Чуть тлевшее в газовых рожках пламя снова вспыхнуло ярким светом. Встав, все направились в кабинет Леви.
X
Был полдень. Двор миссии, находившейся на границе девственного леса, был раскален тропическим солнцем. Не обращая внимания на жару, во дворе темпераментно объяснялись два негра. Причина их ссоры была несложна. Их коллега, несший обязанности судомойки, умер на днях. На днях же они его и похоронили. С тех пор некому было мыть посуду и груда немытых тарелок увеличивалась с каждым днем. Два оставшихся негра — повар и камердинер — без умолку все время спорили о том, кто это должен сделать, не прикасаясь к грязной посуде. Они прекратили ожесточенный спор, услышав над головой шум пропеллера. Увидя, что аэроплан спускается над миссией, они переглянулись и побежали в кухню, начав там дружно перемывать тарелки.
Аэроплан, сделав несколько кругов над миссией, спустился. Из него вылез одетый в пробковый шлем Джонсон, за ним вылез пилот, обратившийся на языке суахили к подошедшим к ним неграм. На вопросы пилота они ответили на исковерканном французском языке. Из их ответа было мало толку. Можно было только догадаться, что шеф миссии, тоже на аэроплане, улетел несколько дней тому назад. Всей группой они направились к дому, который был сделан из тех пород твердого дерева, чье строение напоминает мрамор. Пилот Паоло сел в столовой, приказав повару принести виски, остальные же три: Джонсон, обезьянка и не спускавший с нее глаз негр вошли в комнату шефа миссии. Осмотревшись в ней, Джонсон направился к маленькой панцирной кассе, стоявшей у подножия кровати. Открыл ее имевшимся у него ключом и, вынув оттуда небольшую тетрадку, закрыл кассу. Проделав это, он обернулся. Обезьянка, заинтересованная безделушками на этажерке, с любопытством смотрела на них, а негр с трепетом следил за каждым ее движением. Джонсон, перейдя в столовую, налил себе стакан соды и начал просматривать тетрадку, на обложке которой красовалось имя концерна. Пока он читал, Паоло, поиграв с обезьянкой, вышел на веранду и начал дразнить сидевшего там попугая. Приближались сумерки. Джонсон, вторично перечитав слухи, собранные в области озера Чад, закрыл тетрадку и отнес в комнату патера на старое место. Вернувшись, он вынул из своего портфеля записную книжку, в которую была вделана маленькая географическая карта. В ней, при помощи вечного пера, он начал чернилами замазывать области центральной Африки. Незамазанными оставались лишь часть Азии и полюса. Паоло, кончив возиться с животным, вернулся в столовую. Увидя, что делает Джонсон, он спросил его: