Цесаревич Алексей
Шрифт:
«Мой милый Папа! Царское Село, 31 декабря 1915.
Поздравляю Тебя с Новым Годом, 1916-м, и желаю тебе здоровья и силы. У нас 15-градусный мороз. Передай привет всем. Храни тебя Бог! Целую тебя горячо. Твой Алексей».
На Рождество престолонаследник получает от матери дневник. На обложке Александра Федоровна написала: «Первый дневник моего маленького Алексея. Мама».
Первая запись гласит:
«1-е января (1916). Сегодня встал поздно. В 10 часов попил чаю, затем пошел к маме. Мама неважно себя чувствовала и поэтому весь день лежала в постели. Сидел дома, так как у меня был насморк. Обедал с Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией.
Днем был у Коли и там играли. Было очень весело. В б часов ужинал, затем играл. В 8 часов был у Мама
2 января. Встал поздно. Не гулял. Читал по-английски. Обедал с ОТМА [111] . Мама лежала в кровати. На прогулку днем не выходил. Играл с Алексеем и Сергеем [112] . Ужинал в 6 ч. В 8 ч. был у Мама за вечерним чаем. Лег поздно.
[…] 4 января. Встал поздно. Гулял с И до 12, потом учился русскому и французскому. Обедал с ОТМА. Мама лежала весь день в постели. На прогулку не ходил и поэтому играл в солдат с месье Жильяром. В 6 ч. ужинал с Жиликом и в 8 ч. был у Мама за чаем. G 5 до 6 у Мама. В 10 ч. Пошел спать. Папа с 30 декабря в Ставке.
111
Сокращение имен сестер: Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия.
112
Сыновья матроса А. Е. Деревенько.
5 января. Был в Федоровской церкви на водоосвящении. […] Анастасия больна. Мама лежит в кровати. Получил открытку от Папа. Гулял у Белой Башни [Снежной крепости]. Перед обедом читал по-английски. Потом у Мама […]
6 января. Встал поздно. В 11 ч. утра в дворцовый лазарет. […] Мама и Анастасия лежали целый день. У Анастасии бронхит. […]
7 января. Встал в 9 ч. утра. Был урок русского, на прогулку не выходил. Вместо прогулки играл с месье Гиббсом. С трудом выдержал урок английского. Головная боль. У меня ангина. Обедал внизу с О. Т. и М. Мама и А[настасия] лежали целый день в кровати. Мама выходила на балкон. Весь день на диване. Температура 37,4, 38,4. Ел в 6 ч. Вечером у меня сидели сестры. Лег спать в 10 ч.
8 января. Встал в 9 1/4 ч. Лежал весь день в кровати. Обедал с Жиликом».
Начинается православный пост. Это означает не только воздержание от роскошных пиров и других удовольствий, но и посещение многочисленных богослужений.
«26 февраля. Встал рано. Учился и ходил на про+ гулку. Потом, как обычно, исповедывался […]».
«28 февраля. Все по-старому, только синематограф; который был в 1/2 б, о французских солдатах. Все как обычно.
29 февраля. Дмитрий [113] к обеду. Как обычно.
113
Великий князь Дмитрий Павлович, которого Алексей особенно любил и с которым провел много времени в Ставке, вместе с японским генералом из Ставки ездил в Японию и теперь вернулся в Царское Село.
1 марта. […] У Мама болят скулы. Как обычно.
2 марта. Обедал со своими. Как обычно».
Возможно, дневник звучит монотонно. И действительно, будни Царского Села лишены разнообразия. Да он и сам это осознает, часто вно. ся в свой дневник лишь лаконичную запись:
«То же, что и вчера».
Все же к этому времени заполнять дневник уже вошло в привычку. Впрочем, записи скорее в форме протокола, чем сообщений о личных переживаниях. И Алексей относится к этой обязанности серьезно, пусть даже формально исполняя то, что от него ждут. Александра Федоровна пишет 4 января Николаю:
«Baby совершенно серьезно взялся за свой дневник. Только очень забавно, что он, из-за недостатка времени вечером, описывает приемы пищи и отход ко сну днем».
Что касается событий на фронте, первые месяцы 1916 года дают повод для оптимизма.
Однако за все это приходится платить. Для пополнения армии призвано 15 миллионов солдат. Практически невозможно всех их экипировать, вооружить и обеспечить питанием. Многие мобилизованные второго эшелона размещаются в тылу и обременяют тем самым государственный бюджет.
Любопытный факт: эта волна призыва затронула и сына Распутина, который при первом призыве по русскому закону освобождается как единственный сын [114] . На нем, как на единственном мужчине в доме, ведение крестьянского хозяйства в сибирской деревне Покровское с женой Распутина и несколькими домашними работниками. Теперь «старец» пытается добиться вмешательства царицы с целью освобождения его сына и от второго набора. Свою просьбу он сопровождает библейскими притчами, к которым, как и следовало ожидать, царица оказывается весьма восприимчивой: «Аврааму пришлось пожертвовать своим сыном, мне виделось во сне».
114
Это положение было специально введено для крестьянских семей.
Однако это и другие видения «божьего человека», немедленно переданные царицей царю, на сей раз не дают желаемых результатов. Николай ненавидит несправедливость и протежирование. И поэтому игнорирует попытки Распутина добиться для своего сына исключения из общего правила. «Большое спасибо за Твое милое письмо, — пишет в ответе царь на неоднократные просьбы царицы. — Здесь ужасная жара…».
После этой беспощадной призывной волны чувствуется недостаток мужской рабочей силы в тылу. Это, несмотря на массовое применение женского труда, приводит к падению темпов роста промышленности, но еще более сельского хозяйства. Продукты питания дорожают и становятся дефицитными. Это дает повод для революционной пропаганды против правительства, которое, похоже, все менее способно улучшить тяжелое положение. Война, затянувшаяся дольше ожидаемого, помимо значительных потерь, требует все больших жертв и от гражданского населения. В данный момент положение на фронте обнадеживающее, но предотвратить обострение кризиса можно лишь в том случае, если бы оно дало решающие результаты и привело к скорейшему победному окончанию войны.
Фракции Думы — даже центристская партия, не говоря уже о прогрессивном блоке — требуют компетентного правительства, которое было бы ответственно перед ними больше, чем предусмотрено действующей конституцией. Однако пока идет война, царь и слышать ничего не хочет о радикальном изменении формы правления.
Обеспокоены и союзники России. Пока Германия не побеждена, они заинтересованы в продолжении Россией войны и рассматривают стабильность внутреннего положения как необходимое условие для этого. Так, британский посол осторожно поднимает перед царем вопрос о переходе к либеральному курсу, во избежание усиления движения протеста. Однако царь ни к каким изменениям конституции — в частности, к усилению роли парламента за счет потери позиций правительства — во время войны не готов.
Пока Алексей безрадостно проводит время в занятиях, играх — на ту пору еще редко на воздухе — и посещениях лазарета, приходит наконец новость, которая снова оживляет его: он может опять ехать в Ставку. Хотя в его дневнике не найти внешних проявлений крутого эмоционального перелома, зато отсутствует стереотипное выражение разочарованности «все как прежде» и звучат приподнятое нотки в связи с предстоящим отъездом:
«3 мая. В мамин лазарет, чтобы попрощаться. Оттуда на вокзал в 11 ч. Со всеми обедал, на всех станциях выходил. Играл в «Naine Jaune». М. Жильяр читал [мне], я играл на балалайке».