Чаганов: Москва-37
Шрифт:
– … Способен за секунду решить дифференциальное уравнение второго порядка, – щёлкаю тумблерами питания двух одинаковых блоков и осциллогафа. – и вывести результат на экран.
– А дифур третьего порядка сможет решить?
– Сможет, если рядом с двумя этими блоками поставить такой же третий. – Охотно поясняю я. – Порядок уравнения ограничен только количеством, имеющихся под рукой, блоков. Итак, здесь перед тобой физическая реализация уравнения: его коэфициенты устанавливаются вот этими подстроечными конденсаторами и сопротивлениями.
Фармаковский кивает головой.
– Сейчас
– Тоже ступеньку, – не возражает стать на минуту экзаменуемым Сергей. – только с колебаниями во время перехода.
Включаю генератор прямоугольного сигнала, синхронизируюсь осциллографом и на экране действительно возникает предсказанная моим собеседником картинка. Тихонько подкручиваю ручку на передней панели одного из блоков и перерегулирования на экране начинают потихоньку исчезать – перед нами почти полное повторение входного сигнала (демонстрирую для сравнения входной сигнал).
– Вот сейчас наш регулятор имеет нужные параметры! – Провозглашаю я. – Осталось только считать их значения с ручек управления.
Фармаковский потрясён.
– Ты понимаешь, Алексей, что у нас два КБ и три завода работают над этим. Никто не знает как подступиться к вычислителю для МПУАЗО, «Сперри» его нам не даёт. Товарищ Сталин вчера так и сказал: «Крейсер готов, а из-за вас не может вступить в строй»… Поставил крайний срок в полгода. Я звоню тебе с просьбой («Значит, всё-таки с просьбой») об одном инженере из Остехбюро, который занимался синхронно-силовыми передачами, а сам думаю: «вот и обо мне скоро кто-то так же будет просить»…
– А тут откуда ни возьмись Дед Мороз с мешком подарков.
– Нам бы только электрическую схему… – Неуверенно просит Фармаковский.
– Всё дадим, – успокаиваю его. – и схему, и два блока, и даже лекцию прочтём по методам расчёта. Присылай своих инженеров – устроим курсы повышения квалификации. Пиши фамилию своего «остеховца», будем разбираться.
Усталый, но довольный, я поднимался по лестнице к себе домой. Прямо перед отходом раскопал жЫрную редакционную статью, в которой русским по белому разъяснялась захватническая суть «Антикоминтерновского пакта», заключённого между Берлином и Токио. Правда прямой цитаты о скором нападении Японии на Китай, а Германии на Австрию и Чехословакию, обнаружить не удалось, но такое мнение у впечатлительной натуры, читающей советские газеты во время еды, вполне могло возникнуть.
Уже открывая входную дверь, услышал тихие скулящие всхлипывания.
«Что за дела? Вроде щенка у меня нет»…
Посреди кухни на табурете в ночной рубашке, обхватив руками согнутую в колене правую ногу и чуть покачиваясь, сидела Катя с лиловым фингалом под глазом.
– Что случилось? – Довольно натурально хватаюсь за сердце. – Кто тебя так?
Катя внимательно смотрит на меня пытясь понять не смеюсь ли я над ней.
– Жорик, – всхлипывает, наконец, она. – приехал с Дальнего Востока вчера ночью… сразу ко мне (хлюпает носом) хотел
– Как он мог? – Как то не очень натурально получился у меня этот риторический вопрос.
– Смеёшься? – Её глаза превращаются в две злобные щёлки.
– Нет-нет, что ты, – захожу за спину и кладу руки Кате на плечи. – как он мог, это – не метод!
– Мы тоже виноваты. – Опускает она подбородок на колено.
«Мы? Хм, можно и так сказать. В том смысле, что мы действовали согласованно. Вот только не нравится мне это самобичевание».
– Надо было быть более осторожными, – мягкими успокаивающими движениями разминаю Катины плечи. – вокруг столько недоброжелателей.
– Точно! – Подруга резко, всем телом поворачивается ко мне и теряет равновесие, я едва успеваю её подхватить. – Валька, б…, расписала Жорику, что я давно не ночую дома, с самого его отъезда, что видела как меня кавалеры на машинах подвозят. Убью гадину. С трудом удерживаю, бьющееся от возмущения у меня в руках, её горячее тело.
– Завидует она тебе. – Да чему завидовать-то теперь! Развела она нас с Жжёновым!
– Бьёт – значит любит. – Бросаю на весы сакраментальное.
«Подействовало. Расправила плечи, придирчиво осмотрела свою фигуру в окне, осталась довольна. Надеюсь, что мы останемся друзьями».
Тихонько поворачиваюсь и двигаю в ванную комнату, но на входе в неё меня обхватывают две девичьи руки.
«И они называют нас полигамными»…
Глава 4
Москва, Кунцево, Ближняя дача.
9 мая 1937 года, 14:00
– Ну, слава богу, лето пришло. – Сталин с удовольствием откинулся на спинку плетёного кресла, подставляя сероватое в оспинах лицо не по весеннему жгучим солнечным лучам.
– М-м-м… – что-то неопределённое промычал Киров, склонившийся над бумагами.
Они вдвоём сидели на широкой открытой правой террасе, примыкающей к Большому залу, что выходила на задний двор дачи, в двадцати метрах от которой начинался сосновый бор.
– Что нового? – Хозяин кивает на кипу бумаг, лежащих на столе, дождавшись когда гость поднимет от них голову.
Эти листки, пронумерованные и сшитые, Киров вынул из конверта, который четверть часа назад принёс сюда фельдъегерь, молодой плечистый парень в форме сержанта НКВД, сопровождаемый Власиком. Пришла очередная порция прослушек наркома Ежова.
– Есть кое-что… – Киров подносит записи к глазам. – Вот вчерашний разговор в Мещерино. Ежов говорит Фриновскому: «Ты кому доверил это дело? Даже этот щегол их в момент разгадал». Тот отвечает: «Урицкий их хорошо аттестовал. Старший – пятнадцать лет в разведке, напарница – жена. В двадцатых организовала мужу побег из Моабитской тюрьмы».
– Всё правильно, – кивает Сталин. – Мануильский и Димитров с ними знакомы. Старший – Отто Браун, представитель Коминтерна в Китайской Компартии. С ним его жена – Ольга Бенарио. Оба в прошлом месяце отозваны в Москву.