Чаганов: Москва-37
Шрифт:
С прозрачным подтекстом, что от этого зависит твоя дальнейшая судьба. Затем, сменив гнев на милость, добавил, что Чаганов – личный враг адмирала, ответственный за гибель «Кондора». Пришлось подчиниться и начать разработку операции. Человек с Лубянки тогда навёл на Брауна с женой, дал их адрес. Удалось проследить за ними, сфотографировать, узнать их привычки. Из Берлина прибыли исполнители и, вдруг, Браун и Бенарио, неожиданно оказались за решёткой. Этот русский оказался смышленым парнем, каким-то неведомым образом сумел не только обнаружить за собой слежку весьма опытной пары, которая
А дальше, после доклада Чаганова своему руководству, операцию пришлось отменять и чекистам (те планировали провокацию с «покушением» на Ежова во время его визита в здание спецотдела) и абверу, лишившемуся «ложного следа». Предполагалось, что покушение будет самым что ни на есть настоящим, а Чаганов должен был стать случайной жертвой, возникшей у входа, перестрелки. Всё было готово: в составе делегации Социалистической партии на празднование Первомая из Перу прибыла пара диверсантов Шольце, мужчина и женщина, внешне похожая на коминтерновцев, из Швейцарии – группа, отвечающая за ликвидацию Брауна и Бенарио. Все ждали только сигнала с Лубянки.
Сейчас ситуация изменилась. После освобождения коминтерновцев, большая доля ответственности за будущий теракт упадёт на ЧК, наверняка, возникнет подозрение о соучастии. Киров поднимет шум (убит его протеже) и, вслед за Ежовым, полетят головы начальников поменьше, наш агент тоже тогда не уцелеет. Вместо обострения борьбы за власть внутри коммунистической верхушки, скорее всего, со сменой власти в ЧК произойдёт укрепление позиций группы Сталина. Нужно думать что делать дальше… Зная мстительность Штольце и настойчивость Канариса, задачу ликвидации Чаганова они не отменят, но теперь появляется возможность отсрочки: новая операция требует времени на подготовку.
– Пуся, дорогая, – фон Вальтер нежно погладил блондинку по руке. – сейчас мы будем составлять шифровку в Берлин, это – надолго. Боюсь, что я не смогу составить тебе компанию в верховой прогулке, попрошу Ганса – он замечательный наездник…
Пуся обиженно надувает губки, ей не нравится этот Ганс, молодой высокий и атлетически сложенный референт консульского отдела. Все в посольстве знали, что его, всегда тщательно побритого и безукоризненно с иголочки одетого, также как и Пусю, интересовали мужчины. Фон Вальтер знал об этой слабости своей любовницы, ревновал и тратил на слежку за ней едва ли ни столько же сил, как и на на свои прямые служебные обязанности.
– …и, так уж и быть, бери мой «Хорьх».
– Я поведу! – Взлетает она с дивана и, едва не сбив с ног Грёппера, исчезает за железной дверью, оставив в комнате лёгкий аромат духов, привезённых ей фон Вальтером из Франции. Этот запах продолжал ещё некоторое туманить голову резидента, заставив забыть о жене, высокой, тощей даме с прозрачными глазами, видящими сквозь бетон бункера, и тоже имеющей свою агентуру в посольстве…
Москва, ул. Большая Татарская, 35.
ОКБ спецотдела ГУГБ.
Тот же день, то же время
– Валентина, –
Действую по заветам Карнеги, называю своих сотрудников по именам.
– Как приказывали, товарищ капитан госбезопасности. – Скучаящее лицо вохровки расцветает.
– Молодец, давай сюда, как раз к нему иду.
Стараясь не привлекать к себе внимания, нахожу свободных стул и по записям на доске пытаюсь понять что обсуждает народ: фундаментальная идея системы управления с электронным регулятором и отрицательной обратной связью уже посеяна в умы разработчиков, но ещё не взошла… по крайней мере, в головах механиков-материалистов.
– Смотрю я, значит, на ваш прибор, товарищ Попов, – хитро косит на меня взглядом Шокин. – замечательный прибор, нет слов. Вот только сдаётся мне, хрупкий он очень. А ну как, во время боя, треснет какая стекляшка? Вся артиллерия корабля выйдет из строя. Все присутствующие, включая лектора поворачивают головы в мою сторону.
– «Кто набив пирожным рот говорит: а где компот»? – Со злинкой цитирую строки потомка царского рода.
«А в ответ – тишина… ждут пояснений. Странно, возраст собравшихся в лаборатории мужчин подходящий – молодых отцов. И стихотворение „Светлана“ (точка бифуркации судьбы молодого поэта Сергея Михалкова), отнюдь не о ленинградском электровакуумном заводе, уже напечатано в „Правде“. Должны знать, но не знают. Ясно, забежал вперёд»…
– … Я в том смысле, Александр Иванович, что коллектив наш небольшой, занимается, в основном, теоретическими вопросами. Вас не устраивает наш регулятор – продолжайте точить ваши коноиды (основа кулачкового механического вычислителя).
– Не кипятись, Алексей Сергеевич, – серьезнеет Шокин. – лучше подскажи, что нам делать?
– Да легко! – Делаю глубокий вдох. – Пишешь техническое задание на разработку двойного триода в стальном корпусе, в которой перечисляешь все свои требования к нему. Несёшь эту бумагу…
– … на «Светлану»! – подсказывает кто-то.
– … на подпись самому высокому начальнику, – не соглашаюсь я. – до которого сможешь дотянуться и уже потом на «Светлану». А пока отлаживаешь работу системы с нашими «кубиками».
– Товарищ Чаганов, – на пороге, широко распахнувшейся двери лабаратории, появилась нескладная фигура Орешкина. – прошу вас пройти со мной. Дело не терпит отлагательств.
«Раздулся от важности».
– Как-то вот так, – поворачиваюсь лицом к Шокину. – продолжайте, товарищ Попов.
– Ну, что у вас? – Не считаю нужным скрывать своё недовольно, как только мы оказались с особистом наедине. – Прячетесь от меня, лейтенант (без добавления: «госбезопасности», звучит почти как оскорбление). В шпионов решили поиграть?
Орешкин от возмущения начинает хватать ртом воздух.
– Следуйте, пожалуйста, за мной, товарищ Чаганов. – С трудом справляется с собой особист и скачет впереди по коридору, иногда сбиваясь на иноходь.
В радиолаборатории довольно людно: рядом с потухшими Ощепковым и Любой два высоких сержанта ГБ в синих галифе, Коровьев со свежим фингалом забился в угол, а центре – Фриновский и Курский о чём-то тихо перешёптываются.