Чакра Кентавра (трилогия)
Шрифт:
Когда оделены были все присутствовавшие, кроме Таиры, на полу лежала всего одна цепочка. Все невольно подумали о Флейже, оставшемся в городе. Колдун, по–хозяйски распоряжавшийся чужим добром, спрятал цепь в душистый ящичек и решительно захлопнул крышку.
— А я? — обиженно спросила девушка.
— Не будь жадной, дитя, один у тебя уже есть.
Таира откинула волосы и схватилась за левое ухо — действительно, там висела сережка в виде колокольчика.
— Три тыщщи джиннов, так это универсальный транслейтор!
— Носимый толмач, — поправил ее
— Я не знал, — вдруг смущенно признался Ких, хотя его никто и не спрашивал. — В моей каюте под шкурой валялось…
Интересно, что еще завалящего успели поднести этой чаровнице ее верные воины, подумала принцесса. И это в то самое время, когда она в лесном домике сходила с ума от ужаса перед собственным отражением!
— Слушай, давай сразу уточним, — взяла быка за рога Таира, всегда отличавшаяся избытком инициативы. — Ты колдун?
— Я сибилло.
Это прозвучало примерно как “я — и царь, и бог”.
— Ну, это мы знаем. А что-нибудь такое, сверхъестественное, ты можешь?
— Фу на тебя, дитя. И волос короток, и ум… И на тебя, прекраснейшая из светлокожих, тоже.
Нельзя сказать, что дыхание, сопровождавшее этот старческий лепет, было благовонным. Мона Сэниа тихонечко вздохнула — свои хоть вида не подают, а этот еще и издевается…
Сибилло принялся устраиваться — подпихнул под тощий зад несколько шкур, с сожалением расстался с рыжей накидкой, вернул себе потраченное молью и дряхлостью черно–белое великолепие и, приняв таким образом вид главы совета, милостиво предложил жестом и остальным расположиться на обстоятельную беседу.
Когда же все расселись, он оглядел поочередно каждого и изрек:
— Будь сибилло молодым, оно любило бы тебя, солнцекудрая. И тебя, вишневоокая. И всех вас, неподвластные мне воины, веселящие чресла живостью и несоразмерностью юных ног.
Неподвластные воины от такого заявления как-то сникли. Таира тоже чуть было не начала перечислять причины, по которым и она воздержалась бы, — но глянула на застывшее лицо принцессы и сжала губы. Только удивилась тому, что такой грубый комплимент возымел на суровую воительницу столь мгновенное действие: щеки окрасились смуглым румянцем, исчезли лиловые пятна и шрамы, разгладились морщины. Женщина — всегда женщина. Она пожала плечами и вдруг почувствовала, что за шиворот что-то заползает. Она с ужасом сунула руку за воротник — и не обнаружила ничего, кроме собственных волос. Собственных? Они были уже до плеч, и с шелковым шелестом ползли все ниже и ниже.
— Это ты? — взвизгнула девушка. — Прекрати немедленно! Здесь же нет парикмахерских! Ко…
Ну сколько можно запинаться на половине слова? Да и знает ли он вообще, что такое козел… Тут ведь одни единороги, верховые да ломовые.
— Не дразни старость! — усмехнулся сибилло, погрозив ей костяным пальцем. Волосы перестали шуршать, по не укоротились. — Ну, так что там о белом ребенке?
— Это мой сын, — скороговоркой заговорила мона Сэниа. — Совсем маленький. Он исчез сразу же, как мы сюда прилетели. В ущелье, там…
Она махнула рукой, потому что
— Украден?
— По–видимому.
— Кто-нибудь из живущих в этом летающем доме?
Принцесса помедлила, чтобы ответ не прозвучал двусмысленно:
— Половина обитателей была на виду, половина — заперта. Но кто-то мог способствовать.
И джасперяне, и Таира сразу же отметили, что она не упоминает о крэгах. Действительно, сейчас это потребовало бы долгих экскурсов в прошлое и заставило бы потерять уйму времени.
— Кстати, где Кукушонок? — как о чем-то незначительном, бросила вскользь принцесса.
— С Гуен, прогуливается. — Эрм тоже сумел обойти скользкую тему.
— Вот и пусть посторожат снаружи. Слышал, Кукушонок?
Ответа не прозвучало — крэги ведь не умеют посылать свой голос на расстояние, но мона Сэниа не сомневалась, что ее верный поводырь понял ее. Сибилло же не обратил на эти реплики ни малейшего внимания.
— Скажи, увенчанная фиалковой росой, а ты уверена, что твой сын еще жив?
Со щек принцессы сошел последний румянец:
— Иначе я не смогла бы жить!
— Значит, уверена не вполне… Роди другого сына. Вон сколько желающих!
По сверкающим глазам мона Сэниа поняла, что еще одно слово в том же тоне — и ее дружинники просто размажут его по полу, как мокрицу.
— Здесь только послушные и почтительные подданные, — проговорила она ледяным тоном. — Сибилло, ты можешь хотя бы сказать, где мой сын и что с ним?
— Твой маленький ребенок, похищенный в Гиблом овраге. Сибилло не видело твоего маленького ребенка, похищенного в Гиблом овраге. То, чего сибилло не видело внешним зрением, оно не увидит внутренним.
На лицо принцессы словно упала тень. На кого же еще надеяться, если и этот ведьмак бессилен?
— Может быть, ты знаешь, кто обитает в этом ущелье… то есть Гиблом овраге? — упавшим голосом предположила она.
— Да никто там не обитает. Сейчас это мороженая кишка, и только. Ледяным локкам там жарко, джаяхуулдлам — голодно, анделисам и в своих чертогах хорошо. Но кто-то похитителей позвал. Странно, что он больше не подал голоса.
— Он — или они — обещали вернуть…
— Так что ты беспокоишь себя и меня? Вернут. Если твой сын белокож, как ты, он годится только как диковинка, живое сокровище. Сокровища продают. Но тот, кто побывал сейчас в Гиблом овраге, ничего не делает для денег.
Он словно нарочно каждый раз обрубал все концы!
— Но он же маленький, он погибнет в нечеловечьих руках… Может, он уже умирает от холода и жажды!
— Если он умирает, надо искать его в Травяном Приюте. Сибилло видело четыре анделахаллы. Если хочешь, сибилло проведет тебя по ним.
— А если он в этой… анделахалле, там за ним кто-нибудь присмотрит?
— Там никто ни за кем не присматривает. Там смиренно ожидают анделисов, духов блаженного успокоения.
— Слушай, кончай нам нервы трепать! — закричала, вскакивая, Таира. — Обещал проводить — так двигайся.